Натали Якобсон - Ангел рассвета – 1. Люцифер – сын зари

– А я не пью вообще, не пью вина, во всяком случае, – он даже не подумал, что ему придется объяснять, зачем он держит тогда разные сорта. Николь улыбнулась.

– Не надо намекать, что ты вампир. Я не хочу, чтобы кто-то из моих друзей притворялся графом Дракулой. Это уже не ново.

– Я и не стал бы.

– Тебе бы и не пошло, – ни в книге, ни в фильмах у него не могло быть такого невинного лица, оно больше подошло бы для готических романов, в которых вампиры по красоте подобны ангелам. Нед был лучше. Может, он не хочет пить спиртного, чтобы не ощущать вопли этих обреченных существ. В отличие от него, Николь не могла удержаться от соблазна, ее тянуло разделить их боль и забыть обо всем, что есть в мире, кроме них.

– Твои книги, – задумчиво прошептала она, быть может, в них есть какое-то разумное объяснение тому, что с ней творится. Она подумала, конечно же, не о книгах по медицине. Там она уже много раз искала ответ, но так его и не нашла. Есть такие проблемы, в которых медицинская наука бессильна. На ее памяти врачи так часто опускали руки, даже в тех случаях, когда еще можно было помочь. Очевидно, они просто даже в университетах изучали медицину не так прилежно, как она. Для них это было просто учебой, для нее смыслом жизни, поэтому во всех болезнях и их лечении, она разбиралась лучше любых докторов. Ей даже несколько раз удалось спасти тех, кого, по словам врачей, уже было нельзя спасти. А однажды она приложила руки к чьей-то незаживающей ране и…

Но сейчас не время вспоминать об этом. Если бы чудесный дар исцеления мог помочь ей самой, но ее почти неестественно длинные тонкие пальцы, которые могли прекращать воспаления на искалеченных телах бездомных детей и струпьях животных, не могли принести облегчение ей самой.

Зачем об этом думать сейчас? Только для того, чтобы разом отмести в сторону и медицину, и биологию, и физиологию, и множество других учебных пособий, которые всегда были аккуратно расставлены на первом ряде стеллажей, чтобы любой из учеников мог тут же найти то, что нужно. Рядом расположились философия, психология, юриспруденция, педагогика – множество однообразных обложек, столько поверхностных предметов, которыми забивают голову ученикам. Все намного сложнее.

Даже задние ряды с томами по астрономии, хиромантии и парапсихологии не смогли дать вразумительный ответ. Да и вообще, сколько можно копаться в книгах, выясняя каким образом может повлиять на твое тело геология, окружающая среда и движения небесных светил? Это ведь все ерунда. Что-то подсказывало Николь, что все это не поможет докопаться до истины.

Если и можно найти ответ на мучавший ее вопрос в какой-то справочной литературе, то не в этой. Ничто не лежит на поверхности, да, и, копнув глубже, она ничего не нашла. А Нед, даже если нашел, то молчал. Наука не имеет никакого отношения к ее состоянию, наверняка, он уже знал это. Но мог ли он догадываться об ее видениях?

Мог ли? Она пристально посмотрела ему в глаза, пытаясь прочесть ответ, но он отвернулся, сделал вид, что рассматривает свои фолианты. Как будто он их раньше не видел.

– Те книги в алькове, в самом конце библиотеки, куда никто не ходит, – она кивнула в ту сторону. – Что в них?

– Ты, правда, хочешь это знать?

Николь пожала плечами. Они казались ей слишком старыми, ветхими, готовыми рассыпаться прямо в руках, хотя кожаные переплеты с золотым тиснением все еще выглядели плотными и внушительными. Там было всего несколько энциклопедий, которые сохранили новый вид, и только два- три экземпляра книг, казавшихся совсем новыми.

Перед глазами Николь запестрели книги с золотыми обрезами, черными корешками еще до того, как она взглянула в их сторону. Она никогда не решалась прочитать их, даже просто открыть, ведь твердая обложка еще ничего не значила, внутри мог желтеть и рассыпаться переплетенный пергамент. Только однажды она решилась взять в руки толстый, тяжелый фолиант в темно-синем сафьяне, но еще до того, как она его открыла, тварь, спрыгнувшая с полки, расцарапала ей плечо. Откуда у Неда в библиотеке вообще взялась кошка? У Николь не было даже времени размышлять об этом или найти зверька, ее почти тут же куда-то позвали.

Может, это была даже и не кошка, в полутьме сложно рассмотреть. Царапины не воспалились, но были хорошо заметны.

Дома тогда было много шума. У отца чуть не началась истерика. К каждой царапине на ее теле он почему-то относился, как к катастрофе. Как же он боялся за нее! Можно подумать, что без нее мир перестал бы быть миром.

– Если вдруг захочешь их прочесть можешь взять, – разрешил Нед, странно, до сих пор он не разрешал это никому. – Только, пожалуйста, постарайся не выносить их из здания.

– Ладно, – ей бы это и в голову не пришло, они ведь все такие увесистые, эти тома. Она бы не смогла донести их даже, до всегда ждавшей внизу машины без посторонней помощи. – Я точно не нанесу этим раритетам вреда, если вдруг начну их листать?

– Даже если нанесешь, это не имеет значения, – пожал он плечами. – Всем, что у меня есть, ты можешь воспользоваться. Главное, чтобы ты не нанесла вред самой себе.

Он задумчиво уставился вдаль. Сболтнул ли он что-то лишнее? Что-то важное? Как может она нанести себе какой-либо вред, всего лишь просматривая книги.

– Говорят, в древности люди слепли или теряли разум, если случайно прочитывали то, что им не положено, такие вещи потом прятали, замуровывали, закапывали в землю, поэтому в поздние века досадных случайностей было меньше, а с основанием Луизианы началась эпоха, когда зло, добытое темнокожими из земли, перекочевало в богатые аристократические дома. Всегда находились те, кому не страшно потерять разум, чтобы узнать о библейских тайнах, о том, чего людям не ведомо.

– Ты ведь в это не веришь?

– Мне бы не хотелось, – он перестал быть серьезным и натянуто улыбнулся, так делают люди, которые стараются утешить самих себя, хотя и знают, что утешения быть не может.

Николь допила бокал почти до дна и ощутила легкое жжение в горле, покалывание в недавно нывших от боли ключицах и плечах. Жгучее тепло разлилось по телу. В голову слегка ударило. Она почти слышала голоса, сливавшиеся с вибрацией пузырьков в бутылке, обольщающие, влекущие интонации, разрозненные частицы погибших и расчлененных демонов, как будто всегда взывали к ней из графина вина. Николь чуть не рассмеялась. Какая странная мысль, почти абсурдная, но смысл в ней все-таки был. Она просто пока еще не знала какой.

– Ты сможешь сама добраться домой?

– Думаю, да, – она, конечно, немного бравировала, но отец был бы не в восторге, если б Нед отправился ее провожать. Они друг друга не любили, просто не любили, и все. Было заметно, что отец исходит тихой злобой, как только видит молодого и красивого друга Николь. В глазах Лоуренса всегда вспыхивал такой враждебный блеск при одном взгляде на Неда. А почему? Эти двое очень похожи, только у Неда чуть более изящные черты лица. Может, Лоуренс видит в нем себя молодого и злится, что те времена не вернуть. Во всяком случае, стоило отцу только почувствовать присутствие Неда рядом, и эффект был таким же, как у дьявола при виде креста. Николь хотела улыбнуться при этом сравнении, но оно было таким точным. Только дьявол при виде бывших собратьев может вдруг сделаться таким отчужденным и враждебным. Он ненавидит то, чего боится. Если боится вообще. С чего бы вдруг сенатору бояться какого-то молоденького парня, друга своей дочери. Или же он боится за нее. Думает, что такой друг без определенных занятий и родословной может оказать на нее дурное влияние. Но это ведь не так. Все те знания, которыми она могла гордиться, дал ей именно он. В противном случае, изучать все эти скучные науки было бы совсем не интересно.