Натали Якобсон - Ангел рассвета – 1. Люцифер – сын зари

– Он работает здесь уже давно, правда? – шаги приближались, а вместе с ними стали слышны и голоса. Николь затаилась, она не собиралась слушать, но слышно было все. Ее слух в такие моменты чрезмерно обострялся, ловил даже малейшее колебание чужого дыхания, стук сердца и дрожь. Эти люди слегка подрагивали от тревоги. Они были здесь неспроста.

– С тех пор, как существует университет, который был здесь до этого…

– То есть, больше сотни лет, вы что шутите?

– Считайте, как хотите, но в архивах записано так, и его фотография прилагается, довольно старомодная, учитывая обстоятельство, это и не фото, честно говоря, а дагерротип.

– Розыгрыш? Может, он из моды мнит себя вампиром, и сам выдумывает все эти старинные улики. Он ведь очень красив, правда?

– Даже слишком.

– Вот и репутацию ему хочется иметь необычную.

– Вряд ли, он все время держится в тени, – краткая пауза дала Николь возможность вздохнуть, она слышала вдохи и выдохи других и поэтому боялась дышать сама, хотя вряд ли говорившие были так же чутки. Они даже не слышали, как она случайно царапнула ногтем по шкафу, а вот ей самой звук показался резким и отвратительным. Он сразу болью отдался в ушах.

– Он ведь самый лучший работник, самый способный, самый исполнительный, самый юный по виду, ответственный…

– И самый загадочный, – с выражением прибавил кто-то. – Даже, если сравнивать по последним документам, то на этой должности он состоит более сорока пяти лет. Согласитесь, при таком долгом сроке работы, он давно должен был бы уже быть почтенным стариком, но кого мы видим перед собой, рано повзрослевшего подростка или юношу лет двадцати- двадцати пяти с прекрасными голубыми глазами и чистым меланхоличным лицом.

– А вы уверены, что цените без пристрастия, учитывая ваш недавний интерес к нему, вы могли и спутать от расстройства некоторые документы. Ведь у вас с ним ничего не вышло. И ваше предложение он рассматривать не стал. – Николь узнала голос директора. А кем тогда был второй говоривший? Ей было слишком плохо, чтобы она могла что-то сообразить. Лишь бы только эти люди, кто бы они ни были, не заметили сейчас ее. Слишком уж неподходящий момент, и у них, похоже, тоже.

– Я абсолютно во всем уверен, – отрезал собеседник. – За кого вы принимаете меня? Мстить из ревности не мои правила. Ему больше нравится сидеть в библиотеке, так пусть. У каждого свои интересы, соразмерено их запросам. Хочет оставаться в тени, ну и ладно. Но то, что он остается в тени, возможно, гораздо дольше, чем могут себе это позволить простые, подверженные влиянию лет люди, это очевидно. Он здесь дольше, чем каждый из нас, но выглядит моложе наших детей и учеников. Опасно работать рядом с тем, кто так необычен.

– Так что вы предлагаете, избавиться от него?

– Возможно, он все равно здесь незаметен, и это место очень уж стало смахивать на его личные владения, – кто-то с силой ударил рукой по шкафу с книгами, так что Николь вздрогнула по другую его сторону.

– А если я вам скажу, что не только библиотека, но и все это, его частная собственность, вы все еще будете настаивать на своем решении.

– Вряд ли такое возможно. Хотя, учитывая то, что он здесь так давно, он ведь мог и купить все это или сам отстроить. И с тех пор он здесь. Хоть кто-то догадывается, что он выглядит намного моложе своих лет?

– Вам же выгоднее, если никто не догадается, и мне, – голос директора вдруг стал суровым. – Может, пересмотрите свои выводы или хотя бы не будете так настойчиво говорить об этом.

– То есть он неприкосновенен, ни для меня, ни для времени.

– Для времени? Это еще нужно доказать.

– Я попробую, – голос прозвучал уверенно, будто говоривший уже имел доказательство на руках и приберегал его на потом, как козырную карту.

Когда же они уйдут. Николь хотела поскорее выйти из своего укрытия. Она ждала, когда за ними захлопнется дверь, ждала до тех пор, пока вдруг не осознала, о ком они могут говорить. Ее почему-то пронзило, не потому что вся эта околесица была, возможно, сказана об ее друге, а потому, что это было так похоже на ее собственные сны и мысли. Нет, подождите, скажите что-нибудь еще, что подтвердит мои догадки, взмолился ее разум, но дверь уже захлопнулась, шаги отдалялись. Все это могло быть очередной галлюцинацией. Если б только они сказали чуть больше, может быть, она уловила бы в их диалоге еще что-то знакомое, нечто, подтверждавшее ее собственные выводы. Ей нужно было подтверждение того, что это не просто фантазии. Нужно позарез, но подтверждения не было. Только обрывки чужого разговора. И о ком они говорили, это тоже еще вопрос, ведь имени они так и не назвали. Николь даже их самих узнать бы не смогла.

Директор защищал своего работника. Это вполне естественно. Те, кто сработались, часто покрывают коллег, даже если за теми водится что-то темное. Взаимная выгода. Каждому нужен союзник. Но кому нужно раскапывать старые тайны или распространять клевету? Чьим был второй голос, гневный, вкрадчивый, медоточивый, затаивший одновременно и обиду, и злость? В его интонациях было что-то знакомое. Николь казалось, что она вот-вот вспомнит, кому он принадлежит, до этого не хватало всего какой-то секунды, и воспоминание ускользало.

Отвратительные фрагменты с извивающимися на кольях существами все еще стояли перед ее взглядом, но уже становились менее четкими. Вспышка безумия миновала, сейчас последует обморок. Николь прикрыла веки, так что длинные пушистые ресницы легли на щеки и защекотали кожу. Она была уверена, что если сейчас раскроет глаза, то будут видны одни белки глаз без зрачков, потому что ее сознание и ее взгляд далеки отсюда. В такие моменты она словно заглядывала в другие миры, и те, кто смотрели на нее, видели одни чистые белки глаз. Не привыкших видеть ее в таком состоянии людей это пугало. А привыкли к таким приступам лишь немногие. Даже не врачи, отец никогда и не пробовал ее им показать. Они бы и не смогли ничего объяснить. Об этом знал только сам отец, еще знала Хеттер, то ли служанка, то ли компаньонка. Ее можно было назвать и так, и так. Она привыкла к приступам Николь настолько, что ее это совсем не пугало.

Хеттер с ее угольно-черными волосами и непроницаемым лицом сама была похожа на одно из этих неописуемых существ. Женщина без лишних эмоций, без всякой суетливости, без возраста, которая была с ней с самого детства. Даже если бы она могла что-то объяснить, то не стала бы, она не любила тратить время на слова. Но на помощь она приходила сразу, появлялась, как призрак, в любой части дома или сада, где с Николь случались судороги. Хеттер помогала ей добраться до кровати, лечь, и сидела рядом, пока приступ не пройдет. Она никогда не спешила искать лекарство, а просто сидела и смотрела. Она говорила, что «это» то, что пройдет само собой, если никто не вмешается.