Кирилл Серебренитский - Проект рая

По-хорошему, это надо было выяснить, и ради этого – ехать вслед за Маринкой в Журбино. Или Журово? Там бы и пережить можно было финансовые проблемы. Как-нибудь.

Только вот где – Журбино? Санек даже не уверен был, что оно не Журово.

Был бы мобильник – Санек бы дозвонился до Маринки прямо сейчас. Он в Журово давно хотел побывать. Знакомиться с родителями – это почти жениться, но можно и это, в крайнем случае.

Саньку – двадцать семь. Даже почему бы и не жениться. На Маринке не очень хотелось. Лучше бы – на Дженифер Лопес. Но можно и на Маринке.

У Санька была такая аккуратная привычка одна: он мобильник, когда ложился с Маринкой, клал рядом, на пол. Или на кроссовки. Или около пива. Чтобы было видно. Наверно, когда улегся в дурной сырой рассветный час на газон под кусты в парке Горького, – спать, – тоже по привычке положил мобильник рядом. И ничего удивительного, что тот пропал.

Значит, надо было – в Журкино, в целом. А сейчас надо было решать – куда? Теперь? Вот прямо вот? Это надо было решить в ближайшие минуты. Ну, может часа через пол.

И тут Санек понял – и так удивился, что чуть не помер в одну секунду на месте, как от прожога молнии: НЕКУДА.

Это было очень удивительное такое ощущение. Совсем пустое, как пропасть и космос.

А день был хороший, Санек, скляченный от тяжкого спанья под кустами, – отогревался, уже даже попаливало шею, через рубашку – плечи. Он сидел к свежему выспавшемуся солнцу спиной. А народ уже окончательно, по-дневному, по-будничному, умножался на улице Ленинградской. Шел во все стороны сразу, даже поперек. По своим делам.

Всем им было куда идти.

Скамейки были – широкие, без спинок, спаренные, как двуспальные. За спиной Санька на парную скамейку присела худая, как графиня, резкого вида женщина, лет сорока. И стала рыться в белой сумочке.

«Стильная тетка, такой бы не по скамейкам сидеть, а в машинах», подумал Санек и спросил:

– Извините, сколько время?

– Без пяти девять, – ответила женщина, и это было хорошо. Времени до ночи был целый день, успеется еще придумать – куда.

НЕКУДА, – словно отозвалось тут же нечто из каких-то высот или глубин. Саньку на миг снова стало зябко.

– А на спине у меня ничего нет? – спросил он. – Извините, конечно.

– Все в порядке у вас, – отвечала женщина, полоснув из вежливости четко подведенным глазом, но при этом Санька с его спиной, кажется, вообще не увидела. Она очень жестко как-то копалась в сумочке, как во внутренностях.

– Ладно, а то я боялся, что грязная спина. Запнулся, блин, и – быск, прямо в траву. Спиной. В парке.

Женщина достала хрупкой, словно стеклянной, рукой, блокнотик – и воззрилась в него. Словно вслух сказала: то, что написано в блокнотике – это существенно и важно; а вот есть ли на самом деле Санек – это еще надо доказать.

– А мне вот идти, оказывается, некуда, – сказал Санек. – Вообще некуда. Прикиньте?

НЕКУДА.

– Простите, но я сейчас совершенно не в силах заниматься вашими проблемами, – отчетливо сказала женщина. – Мне нужно сосредоточиться. Бывают ситуации, когда жизненно важна максимальная сосредоточенность. Поверьте мне.

И легкая резкая женщина вдруг ушла – как улетела.

«Жлобиха злобная, – подумал Санек. – И чего ж они все такие? Денек же солнечный».

Женщина могла бы помочь, конечно. Очень.

Спросить: а что с вами? У вас такой взгляд, я чувствую, что должна вам помочь. Что нужно сделать?

«– А вы любите Уильяма Шекспира? – проговорил бы Санек.

– О, – воскликнула бы женщина, – больше всего на свете. Но причем здесь?

– Потому что у меня все по жизни – как его пьеса, – проговорил бы Санек, улыбнувшись умно и устало, как Шекспир, – но это без комменти. Пока я не вправе говорить всего. В последний момент меня предали. Кололи жесткой химией. Я ничего не сказал. Думали – отключился. Оставили только троих охраны. Так что отключились они. Удалось уйти. По канализации. Потому и спина такая.

– Господи, это все ужасно, – воскликнула бы женщина. – Скажите, как я могу вам помочь? Я готова на все.

– Классно, – проговорил бы Санек. – Короче, секретные микрочипсы – у меня. И мафиозные деньги уже текут на мой счет в Женеву. Просто надо отсидеться двое-трое суток. Пока суть дела.

– О, не вопрос, – воскликнула бы женщина. – Я отвезу вас на дачу. Два этажа, сауна. Сакура. Цветет сакура. Вам нравится секс под цветущей сакурой?

– Если до – рюмочка сакэ.

– О, – воскликнула бы она. И что-нибудь еще бы воскликнула, приятное.

– Я ваш должник по жизни, – проговорил бы Санек. – Поверьте, это немало. Многие женщины хотели бы услышать от меня эти слова. Не дождутся. Правда, спасибо. А то, блин, я уж прямо растерялся, блин. Город совершенно незнакомый, такие дела, деваться некуда».

НЕКУДА.

И опять померк день. Персонально для Санька померк. Поугрюмел, обезлюдел даже. Хотя вообще был он жаркий, свежий такой, деловито толпящийся день. Вот что паршиво-то.

Задничные Саньковы карманы были набиты. В одном было бумажкой сто рублей и мелочью, то-то ягодицу пырило, двадцать аж семь рублей. В другом – паспорт. Суздальцев Александр Юрьевич, прописка: улица Карбышева, 237, кв. 134. У матери прописка, разумеется. Но не к матери же?

Были друзья, кстати. Он всю жизнь прожил в этом самом городе, кроме армии. Шубин был Санек, у него Санек в разные времена ночевал, если по необходимости. Еще когда жил у матери, и нужно было до одиннадцати ночи быть дома, или конец.

Был еще, конечно, Леха, еще был женатый Леха и жена его Лена (ничего так), был Вовик, был Ваха, был другой Вовик, точнее Вован, хотя в принципе тоже Вовик; можно даже было у них в крайнем случае пересидеть; потом еще – в Алексеевке был, давно уже, один довольно сильно пьющий, из ресторана «Альтаир», Леха. Потом Санек, не Еременко, наоборот, Затульский. Еще косой Диман и просто Диман.

Много, в общем.

Девчонок вот как-то не было, это да. Кроме Маринки.

Но сначала нужно было вернуться домой, то есть к Маринке. Может, она еще не уехала? Если уехала – ладно. Но у Санька остались на квартире вещи, в том числе зимние.

Проблема была в том, что за полтора года Санек потерял ключи три раза. Последний раз – дня четыре, что ли, назад. Так получилось. Даже непонятно – как.

Остались одни – и от подъезда, и от двери, – у Маринки.

Надо было сделать дубликаты, но как-то и руки все не доходили, и денег все не было лишних, и ссорились они часто последнее время: Маринка и ключей своих не отдавала, и делать дубликаты вместе с Саньком не шла.

Отсутствие ключей – это было нестрашно. Страшно было вот что. Очень. То было очень страшно, что откуда-то изнутри мозга – или откуда еще? – распостранялось по всему Саньку отчетливое убеждение, что смысла нет на Маринкину квартиру тащиться.