Алекс Вурхисс - Лейла

– Стася, ты идешь? – нетерпеливо спросила Дженни, подойдя ко мне под ручку со своей неко Лиз. Дженни и Лиз мои друзья; встречаться они стали, чуть ли не на первом курсе, а год назад зафиксировали сожительство. Наша дружба выглядит довольно странно; мы иногда гуляем втроем, но, в целом, нельзя сказать, что у нас такие уж доверительные отношения. Скажем так, Дженни и Лиз – еще одна моя попытка «быть как все».

– Иду, – ответила я, стараясь скрыть недовольство; положила планшет в сумку и надела ее через плечо. Я, как и многие другие тачи, носила объемную сумку в стиле милитари с множеством карманов, в которых удобно размещалось и не путалось между собой все, что мне было необходимо. Я предпочитала эту неуклюжую вещь ультрамодным последнее время маленьким ридикюлям, больше подходящим для неко, хотя гаршевские тачи, включая Дженни, следуя переменчивым ветрам моды, возлюбили как раз их, непонятно за что.

– Какая-то ты последнее время странная, – проворчала Лиз, наблюдая за моими манипуляциями. Она всегда была человеком крайне не закомплексованным, и откровенно говорила в глаза все, что думает, не заботясь о реакции собеседника. Как ни странно, именно это мне в ней больше всего импонировало. – Раньше тебя хоть на прогулку можно было вытащить. Теперь ты совсем никуда не ходишь. Слышала, что в субботу приезжает «Пинк-шоу»?

– Слышала, – односложно ответила я. Вот еще. Не люблю такие слащавые группы. Мне нравится старый добрый хард в исполнении сэмэ или тачи, а не крашеные блондины-укэ и девочки-неко, косящие под гендернераспределенных. Дженни знала об этом, более того, наши с ней музыкальные вкусы отчасти совпадали; но моя подруга искренне считала, что вытащить на модное мероприятие свою пару – это ее святая обязанность, а мне, как одинокой, просто необходимо туда попереться – где ж еще можно снять зеленую и не пристроенную неку? Не в лекционном же зале!

– Пойдешь? – она спросила таким тоном, словно и не спрашивала, а утверждала, можно сказать, повелевала.

– Не-а, – потупилась я, – некогда мне.

– Интересно знать, почему? – поинтересовалась Дженни тоном, холодным, как Ледник. Нет, ну это просто уже выходит за все мыслимые рамки! Что я, отчитываться перед ней должна, что ли?

– Потому что собираюсь писать диплом, – соврала я, не моргнув глазом. Откуда им знать, что мой диплом, в общих чертах, само собой, практически готов? – Слыхала, что Лару мне втирал сегодня? «Вы просто обя-азаны финишировать в первой пятерке».

– До диплома еще полтора месяца! – удивленно воскликнула Лиза. Ха, по ходу, она к нему еще и не приступала. Это на нее похоже – откладывать все на потом, а потом бегать, как ошпаренная, да еще и помощи просить у дорогой подружки, тачи Ковалевской.

Я тактично промолчала.

– Стася, – сказала Дженни серьезно, – мы с Лиз подумали… нам кажется, что у тебя появилась неко, и ты просто это скрываешь.

Я картинно воздела глаза горе, а затем обняла их обоих:

– Ну, девочки, – сказала я, – с чего мне от вас скрывать-то? Да если бы у меня была нека, я бы вам первым и похвасталась. Но мне не до этого сейчас, я просто хочу достойно закончить Гарш, чтобы меня не забросили в какую-нибудь глухомань. В идеале мне вообще хотелось бы попасть в Центр имени Эйхмана, но…

– Ну, ты даешь! – присвистнула Дженни. – Ты это серьезно, или прикалываешься?

– Серьезнее некуда, – ответила я. – Просто я люблю пренатальную терапию. И ни одна неко пока этой моей любви конкуренции составить не может.

Мы шли по дугообразному крытому коридору из триолита – графенового пластика, прочного как сталь, но при этом совершенно прозрачного, как стекло. Прямо у нас под ногами, шестью метрами ниже, был университетский сквер, по которому прогуливались парочки, а мы шли у них над головами. Но парочки не обращали на нас ни малейшего внимания, впрочем, нам до них тоже не было никакого дела. Этот переход вел из главного здания в блок общежитий, и в нем всегда были люди, даже по ночам.

Я действительно мечтала попасть в Центр имени Эйхмана, но прекрасно понимала, что вряд ли это осуществимо. В Центре работали лучшие из лучших, и выпускников туда принимали крайне редко. Оглядываясь назад, я теперь понимаю удивление своих подруг: в нашем мире мечтать тоже ненормально. Что такое мечта? Это стремление к труднодостижимой цели, погоня за чем-то выходящим за рамки обыденности. Но в моем мире никто, кажется, не желает выходить за эти рамки. Всем комфортно в сложившейся системе, и это понятно. Если ты рождаешься для того, чтобы занять предназначенное тебе место, к чему искать что-то другое?

Вот только отдельно взятую Ковалевску-тачи это совершенно не устраивало; меня манило нечто недостижимое. Конечно, куда проще было занять свое место и жить спокойно, в привычной зоне комфорта и удовольствий. Но мечтать ведь не запретишь! К тому же центр Эйхмана расположен здесь же, в Гарше, в городе, где я родилась. Это, кстати, тоже неправильно, испытывать привязанность к какому-то месту. А я любила Гарш и, хоть мне и сложно было в этом признаться, всегда хотела остаться именно здесь. Вот такая я, выходит, насквозь неправильная.

– Знаете, что? – сказала я подругам, когда мы подошли к корпусу общежитий, – наверное, вы правы. Я действительно последнее время слишком закопалась в учебе. Эдак можно и с катушек съехать.

Дженни недоверчиво на меня уставилась, а я слегка потянулась, словно сбрасывая с плеч невидимый груз:

– Так что, девочки, я с вами все-таки схожу на «Пинк-шоу». В конце концов, все время учиться вредно для здоровья. Может, и правда кого подцеплю, хотя сейчас заводить серьезные отношения еще не готова. Распределюсь, а там видно будет.

Лиз даже запрыгала от радости, а Дженни крепко, по-тачиевски пожала мне локоть:

– Молодчина! Вот это правильно! И вообще, если ты думаешь, что мы по тебе не скучаем, то ты категорически ошибаешься.

– Ничего я так не думаю, – заверила я. – Но только до субботы, чур, меня не трогать! Раз намечается гулянка, так я сейчас посижу поплотнее, закончу все, что можно, чтобы потом оторваться со спокойной совестью.

– Хе-хе, не иначе, как Ковалевска-тачи готовит прорыв в современной генетике, – ухмыльнулась Дженни. – О’кей, договорились. Но, все-таки, ты смотри там по сторонам. Наверняка там много будет симпатичных одиноких неко, они на «Пинк» слетаются, как мухи на сладкое.

– Ты когда-нибудь видела хоть одну муху? – ответила я, скрывая внутреннее раздражение. – Ладно, девочки, до субботы. И вот что, Дженни, я уж своего не упущу. Ты же не думаешь, что я какая-то неверно собранная?

– Ну тебя, – отмахнулась Дженни. – И не смущай Лиз своей похабщиной, она у меня девочка нежная и чистая душой.

Что правда, то правда: Лиз была простодушна, как овечка. Стараясь мысленно не продолжать параллель с данным представителем парнокопытных (тоже, кстати, благополучно вымершим) я тепло попрощалась с девочками и побежала к себе в блок.