Виктор Чернышов - Мысли Авангарда. Сборник рассказов

Тело мальчишки упало ровно на тело снайпера, который, кстати, был ещё жив. К нему аккуратно подошел второй. Парень чуть старше первого. У него в руках было охотничье ружье.

Интересно, черт побери, откуда они? Должно быть, они как-то случайно прознали о встрече или о снайпере и его планах, после приехали, обязательно взяв с собой оружие. И пока у них всё идёт по плану… Ну, то есть, у одного из них всё идёт по плану. Парень открыл первую сумку и заглянул. К моему удивлению, на его лице не возникло почти никаких эмоций: ни восхищения, ни радости. Он взял первую и понес, судя по всему, к себе в машину, которая была вне поля моего зрения. Меня удивляет его сдержанность и хладнокровие. Он даже не стал осматривать трупы вокруг на наличие признаков жизни. Видимо, был уверен в профессионализме снайпера. Немного обидно даже. И я неожиданно для себя испытал прилив гордости за то, что до сих пор живу. Я же должен был уже умереть, а вот хрен вам – живу! И даже могу еще оставить после себя что-то. Когда юнец подходил ко второй сумке, держа ружье по-прежнему в руках, я решил резко свистнуть. Пускай знает и припоминает наш наполовину погребенный клан. Пока я набирал в легкие воздух, я почувствовал дырку в левом. Мерзкое чувство. Почувствовал, как хлюпает что-то жидкое внутри, но не остановился и набрал полную грудь. Затем со всей силы выдохнул. Раздался громкий свист, который всегда получался у меня на славу. Юнец резко развернулся, и от испуга пальнул в мою сторону, не целясь. Но вышло у него неплохо. Левое ухо сначала оглушило пронзительным звуком, потом обдало россыпью огненных искр. Пуля угодила в радиаторную решетку рядом с моим ухом.

Ну, конечно, юнец не мог знать, что снайпер оставит меня, бедолагу, подыхать здесь. Как и не мог он знать, что недобитый снайпер завладеет револьвером его друга. Не мог юнец знать, что слабый снайпер воспользуется секундной потерей его бдительности. Не мог он знать, как же это больно – получить пулю в колено. Не мог он знать, что после того, как упадет на песок, в его грудь войдут еще две пули, навсегда остановив его юное сердце.

Я с огорчением выдохнул. Вот – одним трупом больше. Оборвалась ещё одна человеческая жизнь. Всё равно жалко парня. И делал-то всё вроде правильно, а маленькую деталь в виде револьвера приятеля упустил.

Как-то Аделаида, когда читала какую-то книгу, кажется, кубинского писателя, сказала мне, что человек переживает из-за смерти другого человека только из-за того, что начинает четче осознавать то, что он и сам может умереть. Я думаю, это всё бред. Я вот уже мертв, а мне всё равно жаль юнца, да и всех, кто здесь сегодня умер. Всех до единого жаль.

А ведь у меня у самого руки по локоть в крови. Помню всех тех четверых, которых отправил на тот свет. Да, они все были подонками и бандитами, впрочем, такими же, как и я сам. Но не убей их я, они бы убили меня. А после этого их все равно убил бы кто-нибудь другой. Такой вот бессмысленный круговорот смертей в пустыне.

А хотя, пусть идёт все к чёрту. Нет, не буду я никого жалеть. Кто все мы, тут собравшиеся? Желающие легкой наживы. Один хотел обмануть весь мир и разбогатеть за так, не работая, не корячась, как все остальные. Двое той же масти, только один ещё и замарался, представьте, в гнусном и подлом. Мы и Romanes тоже хороши. Годами воюем, стреляем друг в друга. А как только маячит совместная выгода, мы готовы идти на сделки. Двоих, что были в Nissan Patrol, я хорошо помню: они были тогда в Вилья Унион, когда Romanes устроили засаду на нас и убили в перестрелке Педро, хорошего парня, который успел стать мне почти другом. А сейчас я должен был стоять и смотреть на них, не поднимая оружия?! И что самое, наверное, мерзкое, так это то, что мы все тут одной масти. Может быть, эти двое ничем не хуже, чем убитый ими Педро, может быть, они так же могли бы стать мне товарищами, будь я в их клане. Но нет, черт побери: мы должны враждовать и убивать друг друга. Полный абсурд и глупость. А мира быть не может, ибо жадность – двигатель прогресса не даст нескольким картелям жить дружно и откусывать от пирога одинаковые куски.

Солнце садилось. Наступали сумерки. Кровь, к моему удивлению, запеклась, и рана уже не кровоточила, но дышать было трудно. В груди я чувствовал что-то инородное, что-то, что хотелось выковырять, достать любой ценой, раздирая плоть. Организм говорил мне: «Вытащи её, вытащи, и мы будем жить», но я не мог этого сделать. Я слышал, что был один хирург, который под коксом отрезал себе ногу и что-то ещё. Наркотики у меня есть, и, если постараться, я бы мог до них доползти. Но я же не хирург, да и без инструмента здесь не обойтись, а буквально раздирать грудную клетку, чтобы добраться до пули, плохая идея.

Эх… Был бы инструмент… Каждый мой вдох сопровождался сопением, которое услышь я отстраненно, наверняка напугало бы меня. Но когда готовишься умереть, страх от таких мелочей пропадает. Меня трясло от холода, хотя сам я понимал, что сейчас в пустыне самая духота. Снайпер отправился в царство Аида примерно минут тридцать назад, а до этого я видел, как легко вздымается его спина от дыхания, и он смотрит на меня, улыбаясь и изредка моргая. На разговоры ни он, ни я силы не тратили.

Начало смеркаться. Солнце отделяло от горизонта каких-нибудь минут десять. Боль превратилась скорее в некий зуд, нечто, что не давало спокойно дышать, не давало сосредоточить свои мысли на чем-то ином, кроме этой проклятой пули. Делать глубокий вздох было мучительно больно, я дышал понемногу. Я умирал. Медленно, и в тоже время быстро.

Я пытался угадать количество секунд, оставшихся до захода солнца, когда мне начал слышаться звук мотора. Звук доносился опять сзади. В этот раз мне даже не хотелось ломать голову о том, кто же именно решил в очередной раз позариться на две проклятые сумки, способные быстро изменить жизнь любого. Долго ждать не пришлось: машина, не стесняясь, въехала в центр нашего круга. Но должен заметить, что эта машина сильно отличалась от всех остальных наличием на крыше двух проклятых полицейских мигалок. Только их тут и не хватало для полного комплекта ублюдков. Коп приехал один, вариантов, как он мог прознать про нашу вечеринку, немало, и думать о них мне лень. Я его не знал, и кажется, никогда прежде не видел, что не удивительно. Связываться с самой вооруженной полицией мира никогда не было желания. Он, не торопясь, что-то жуя, вышел из своего пикапа. Держа руку на кобуре, стал расхаживать по нашей стоянке, время от времени приподнимая носком ботинка то тела убитых, то предметы. В сумки заглядывать даже не стал, пошел мимо, будто точно знал, что находится в них. Я сидел неподвижно, поэтому очередь до меня дошла далеко не сразу, но, конечно, дошла.

– Привет, самый живучий амигос из всех, что я видел.