Юрий Григ - Римские игры

Стены были увешаны фотографиями из жизни города, известного как родина танго, и, как утверждают сами аргентинцы, столицы футбола. Изображения знаменитых футболистов перемежались старинными дагерротипами аргентинских певцов-легенд. Картинки были в кофейных тонах, так же, как и прочий реквизит, как бы подчеркивая: вы попали в мир кофе, сеньоры! Латиноамериканский дух ресторана усиливала певица – мулатка, старающаяся развлечь немногочисленную в этот час публику.

Потом на крошечную сцену, словно с потолка, свалилась тропическая парочка. Оба в красно-черном – они чеканили танго, пересекаясь на встречных курсах и вновь элегантно расходясь; то начинали двигаться в ускоряющемся темпе милонги, то выдавали каскад виртуозных поворотов и вращений.

Фил опаздывал – пробки.

Максимов допивал вторую чашку кофе, когда в дверях появился он – бородатый, большой, добрый, всем обличьем являвший полнейшую противоположность своей фамилии 4 4 Синистер – зловещий .

К тому же он был почти родным: бабка по материнской линии родилась под Смоленском, но была смыта вместе с родителями с берега зарождающегося нового миропорядка в пучину капиталистического хаоса еще «первой волной». После нескольких лет мытарств семья, поверившая в справедливость, которой повеяло от Веймарской конституции, обосновалась в Германии. Там и родилась, красавица Эсфирь, будущая мама бородатого, толстого, но замечательного во всех отношениях Филиппа. До того, как родить это чудо природы (конечно, она родила его без бороды, но толстым он был с самого начала), семья по счастливому стечению обстоятельств переселилась в Швейцарию, где Эсфирь счастливо вышла замуж за очарованного Альпийскими горными красотами и непревзойденным шоколадом американского журналиста, сладкоежку Роберта Синистера… будьте знакомы – батюшка Филиппа! – и упорхнула с ним за океан. Но самое замечательное в этой незатейливой истории: все эти годы в семье бережно сохранялись традиции русского языка и культ русской литературы. Именно благодаря знанию русского судьба забросила Фила в растерзанный войной злосчастный Афганистан, только вместо врагов он обрел там друга.

Максимову вспомнилось, как они встретились тогда.

Нашим слили информацию о партии чарса в горном кишлаке. Ребята в одно мгновение поднялись, рванули туда и устроили засаду. Знали – за чарсом придут. Он был начинающим репортером, и сидел в засаде с нашими парнями. Ящики с чарсом – полторы сотни – были сложены за дувалом. Ребята подожгли их. Духи попались на удочку и спустились с горы. Ребята хотели подпустить их поближе – был приказ: «Огонь по команде», – но один солдатик – молодой, салага – не выдержал, когда перед его носом вдруг возник здоровенный дух, закрыв полнеба. Это был чернокожий двухметровый верзила, и парень перепугался и выпустил весь рожок в верзилу – «дух» упал прямо на него, придавив своим огромным телом. Тогда ребята и поверили, что «америкосы» воюют на стороне духов, хотя этот был наемник, отморозок. А тогда Максимов сам сдуру полез с камерой, куда ни в коем случае лезть не следовало. В итоге болтался между жизнью и смертью у духов две недели. А Фил его вытащил оттуда, из их ямы… Тогда Максимов понял, что такое страх и что боятся все, только некоторые не верят, что с ними может плохое произойти… Такая вот недооценка опасности, такое искажение реальности. А ведь именно они потом становятся героями. Про таких сумасбродов говорят: вот, мол, ничего не боится. Чушь! Такие тоже боятся, но побеждают страх. Он не герой, а полез туда, как умалишенный – думал, если репортер, то заговоренный. Но его долбануло! Засыпало при взрыве – ребята в этом кошмаре не сразу спохватились. Очнулся уже у духов… Рот полон пыли, песок на зубах скрипит, на языке гарь тринитротолуоловая. И тут, Фил! Спас его, когда духи хотели отрезать его единственную, такую любимую и драгоценную для него голову. Идея Синистера обменять пленного русского коллегу на остатки несгоревшего чарса, оказалась, как они, янки, выражаются, brilliant! А духи согласились, и он его выторговал, торговец благословенный! Наши даже и не чаяли его живым найти, когда Фил через старика… пастуха-не пастуха, а может, наркокурьера, – они все там этим живут – с нашими связался. Ребята, можно не сомневаться, чарс вкусили, на пробу, так сказать. Рассказывали потом – первосортный товар! Ходили все под кайфом, а запаха нет, только глаза красные, осоловелые, но начальство особенно не пристебывалось, так как насчет красных глаз в уставе ничего не прописано. Да и спирт начальство по-своему, по-командирски, распределяло… Что еще оставалось парням кроме чарса. Они тогда тоже попробовали эти коричневые пластинки, крошили в табак – кайфово и привыкания нет – идеально для мусульман, – и сухой закон соблюден, и под балдой, опять же… Но самое обидное, что командиру роты тогда врезали свои же. И за что?! Приканали два жирных борова из полка, начали из него жилы тянуть, садисты: кому, мол, в голову идея чарс поджечь пришла? Старший лейтенант раненый, хоть и царапина, а все равно обидно. Максимов только потом въехал, ребята подсказали, что именно гнид этих взбесило – чарс! Это же бабки! Они же его и сбывали… Как их скрутило! Вместо того, чтобы дрянь эту захватить, ребята чарс поджигают. Это же все равно, что деньги палить… Их деньги! Уроды!

А Филу он, как говорится, по гроб жизни! Вовек не забудет, как вытащил он его из той задницы.

Музыка стихла, танцоры, выдав напоследок несколько па хабанеры, упорхнули за кулисы.

– Как работа? – спросил Фил, орудуя ножом и вилкой.

– Да вот, решил заняться нейтральной тематикой…

– Ты знаешь не хуже меня, что нейтральной тематики не бывает, Алекс, – пожал плечами Фил.

– Это как посмотреть, – возразил Максимов. – Друзья иногда подкидывают работенку для отдела происшествий. Знаешь, я начал втягиваться… Иногда чувствуешь себя сыщиком. Да…, если ты тащился сюда через океан, чтобы втянуть меня в очередную авантюру, имей в виду, мимо! – заранее определил свой нейтралитет Максимов.

– Слушай, Алекс, я всегда считал тебя первоклассным журналистом… Требуется твое участие в одном деле.

– Так я и думал. Помогу, конечно, но имей в виду, работы у меня невпроворот. На днях еще одну тему друзья подкинули. А вообще-то я собирался махнуть с Аленой куда-нибудь на море.

– Подожди-подожди. С чего ты взял, что речь идет о помощи? Нужно твое стопроцентное участие.

– Хорошо. Вынужден выслушать, только учитывая, что ты совершил дальний путь. Come on, выкладывай!

– Окей. – Синистер выудил из своего видавшего виды кожаного кофра ноутбук.

Посетителей в этот час было еще немного. Поэтому никто не помешал Филиппу Синистеру, журналисту весьма уважаемого издания начать свой рассказ Александру Максимову, другу и также журналисту, избравшему независимость, игнорируя тот факт, что таковой в природе не существует.