Денис Ленский - Алгоритмы, или Ошибка в коде. Концептуальная фантазия

Вытаскивать Журналиста из пропасти довелось Психологу. С тех пор Психолог и его жена, работавшая врачом в Центре сосудистой хирургии, старались ненавязчиво его опекать. Через каких-то дальних родственников им удалось устроить Никитоса в редакцию журнала «Звезда Невы», где он и начал свою журналистскую карьеру.

– Ты что, знаком с никитосовским главредом? – догадался Программист.

– Знаком. Однажды пришлось пообщаться. Имел, как говорится, честь.

– А-а, я понял, о чём ты говоришь, – сказал Журналист. – Мы с Психом как-то бухали в одной компании с моим шефом… – начал он рассказывать Программисту.

– Мы – бухали! – перебив приятеля, расхохотался Психолог.

– Ну ладно, не бухали, – усмехнулся Журналист, – мы культурно употребляли…

– А ещё точнее? – прищурился Психолог.

– А ещё точнее, бухали, но не все – Псих тогда не пил. Доволен? Ну, а мы с шефом расслабились. Короче, шеф тогда завел с Психом очень длинную и очень заумную беседу. Ну, ты знаешь, как наш отец Захарий ведёт разговор на религиозные темы. К счастью, я в этом безобразии тогда не участвовал. Буддизм, конфуцианство, иудаизм и прочий бред – это не совсем мой профиль…

Психолог усмехнулся в усы.

– …ну, и шефа тогда понесло, – продолжал Журналист. – Он тогда неплохо принял и пытался Психу что-то доказать… Нет, ну ты представляешь, Ковалёв, как можно что-то доказать трезвому Психу?

– Не представляю, – улыбнулся Программист.

– Да, разговор тогда получился забавный, – согласился Психолог. – Очень показательный разговор. Кстати, главреду «Звезды Невы» нужно отдать должное – умнейший мужик.

– Ну, хоть в двух словах расскажи, мне тоже интересно, – попросил Программист.

– Мы начали издалека. Заговорили о демократии. У нас ведь очень любят рассуждать о народовластии. Чем выше должность – тем пространнее рассуждения. Я тогда пытался никитосовскому шефу доказать, что власть вообще – это способность управлять. А может ли управлять конкретным государством некий абстрактный «народ»? Нет, не может. Потому что большинство людей не имеют представления о том, как организовано государственное управление. А это значит, что управляет вовсе не народ, поэтому демократия – не управление, а иллюзия управления. Он согласился со мной, что наши нынешние вожди… как бы это помягче сказать… постепенно теряют свою способность управлять государством. Когда я добавил, что это происходит из-за того, что власть практически потеряла связь с народом, он тоже согласился. Но когда я сказал, что считаю, что эта связь должна быть обоюдной, и что люди должны знать не только фамилии тех, кто ими управляет, но иметь также представления о том, какими средствами и методами они при этом пользуются, знаешь, что он мне ответил?

– Что?

– Он сказал, что я говорю страшные вещи, и что нельзя «населению» – именно так он тогда выразился – давать знания о государственном управлении.

– Так и сказал?

– Да, именно так. Я хорошо запомнил, потому что сам стараюсь не пользоваться абстракциями, особенно когда речь идёт о живом человеке, и по возможности избегать таких идеологических штампов, как «советские граждане» или «многонациональный народ». Не гражданам, не народу, а именно НАСЕЛЕНИЮ, сказал он, нельзя давать знания. И добавил, что как только люди начинают получать настоящие знания, ими становится трудно управлять

– Ну и что тут такого? – пожал плечами Журналист. – Мне кажется, что ты, как обычно, придираешься к словам.

Психолог усмехнулся.

– В словах, коллега, всегда содержится определённый смысл. Иногда этот смысл в слова вкладывается сознательно, а иногда это происходит на подсознательном уровне человека, произносящего то или иное слово. Как только люди прекращают трезво анализировать своё прошлое и перестают мечтать о будущем, они превращаются в население. Именно об этом и говорил твой шеф, выпив ещё пару рюмок. В конце он совсем расслабился, и его действительно понесло. «Чем образованней становится народ, – сказал он, – тем меньше ему хочется, чтобы им манипулировали».

– И ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать, что Лёха прав – серьёзно ответил Психолог. – Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Сидеть и просто ждать, пока ОНИ тебя доставят в светлое будущее, – по крайней мере, наивно. Это будущее может оказаться не таким уж и светлым. Или светлым, но не для всех. Мне кажется, что твой шеф – типичный представитель новой партийной волны, которая идёт на смену нынешнему состарившемуся руководству. Для достижения своей цели они не остановятся ни перед чем, и манипулирование людьми, которые им будут безраздельно доверять, станет для таких деятелей обычным средством управления. Твой шеф, коллега, чётко усвоил формулу: каждый в меру своего понимания работает на себя, а в меру непонимания – на того, кто знает и понимает больше. Ухватил суть?

Журналист не ответил. Он стоял перед окном, задумчиво разминая пальцами видавший виды теннисный мячик из ворсистого каучука.

В начале сентября Студент уехал в колхоз на картошку, а Программист почти на целый месяц укатил в командировку в Горький. На несколько дней ему удалось вырваться оттуда в Китеж. От НПО «Руслан», которое в те времена, когда он там работал, занималось изучением метафизических явлений и разработкой различных магических устройств, наподобие Зеркала и «цитатника», осталось только небольшое ПКБ, но Программист никогда не упускал удобного случая, чтобы повидаться со своими бывшими коллегами.

В этот раз он хотел встретиться с Тимуром Геворкяном, человеком, который в свое время сформулировал основной закон напряжённости М-поля и придумал Зазеркалье. Но Тимур, как назло, сам на несколько месяцев укатил в Новосибирск в командировку, и обсудить неожиданные результаты зазеркальных экспериментов было не с кем.

Так и не выяснив ничего нового, Программист вернулся в Ленинград и в очередной раз собрал своих друзей на философский квартирник.

Комната, в которой обычно проходили их холостяцкие посиделки, называлась «большой». Она действительно была самой большой по площади, и до смерти родителей, которые ушли почти сразу друг за другом, играла роль гостиной. Теперь в этой комнате жил младший брат. С одной стороны, Студенту очень нравилось, что он стал владельцем самой просторной и светлой комнаты во всей квартире, но, с другой стороны, было обидно, что комната так и осталась гостиной по сути. Мало того, что ему приходилось каждое утро убирать с раскладного дивана постель, так ещё и вечером он мог расстелить её только после того, как уйдёт последний гость. Да и называть комнату иначе, чем «большая», как-то не получалось. Язык не поворачивается сказать: «ну-ка, выметайтесь все из Моей комнаты». Если кто-то из запоздавших или приезжих гостей оставался на ночь, то Студенту приходилось спать в уголке на раскладном кресле.