Эмма Устинович - По дорогам жизни и смерти

Я обрадовалась и осмотрелась: тишина, ни единой души, только над полем с другого берега слышится пение жаворонков. Стащила с ног резиновые сапоги, воткнула их один в один, а чтобы не замочить одежду, ещё раз хорошо оглядевшись, сняла с себя всё, свернула в жгут, завязала его выше груди узлом, дабы не упал в воду, взяла чайник в одну руку, в другую – сапоги – и вошла в реку…

Я двигалась медленно, тщательно ощупывая ногами дно и всматриваясь в него, чтобы не наскочить на корягу, всё выше поднимая к голове чайник и сапоги. Вода побиралась к груди; я дошла уже до середины, как вдруг почувствовала чей-то взгляд… Подняв голову, я застыла, как вкопанная: на берегу стоял мужчина, не более сорока лет, худощавый, невысокого роста, с загорелым лицом, с тонкими чертами, одетый в выгоревший от солнца пиджак и узкие брюки, заправленные в сапоги, на голове – кепка. Под одеждой угадывалось гибкое и сильное тело. В нём было что-то жокейское… Мужчины такого типа способны на очень решительные поступки. Всё это пронеслось в моём мозгу в доли секунды: «Откуда он взялся? Как из земли вырос… Может, он за мной давно наблюдал?»

Перепуганная, я стояла, не двигаясь. Мы смотрели друг на друга в упор.

И вдруг с берега раздался мягкий, полный музыки, приятный успокаивающий баритон: «Не бойся, жанчынка!» И чтобы не волновать меня, он повернулся вполоборота… Я почувствовала себя в безопасности и двинулась вперёд к берегу…

Может, я и не Венера Милосская, но и её скульптор лепил с земной женщины…

Едва я голая вышла на берег, он тут же, прямо в сапогах и одежде, собрав всю силу воли, как Христос, пошёл по воде… Я развязывала узел и смотрела ему вслед: сначала под воду ушли его сапоги, потом брюки, потом пиджак… Он вышел на тот берег, и не оглядываясь, так же прямо, как вошёл, даже не вылив из сапог воду, зашагал к лесу и исчез среди деревьев.

Я оделась, натянула сапоги, вздохнула легко и свободно и пошла прямиком через поле в свой лагерь… Но до сих пор в моих ушах звучит баритон, сказавший только одну фразу: «Не бойся, жанчынка!»

Я отдыхала в Крымском Приазовье, в рыбачьем посёлке Мысовое. Конец мыса – это обрывистые горы, в подножье которых рассыпаны домики рыбаков. А совсем недавно на краю посёлка воздвигли прекрасное большое здание Дома отдыха. На ракушечнике появились газоны и клумбы с цветами, южные кустарники, тоже в цвету, и пока ещё чахлые деревца. От Дома отдыха прямо по берегу со стороны Азовского моря проходит автомобильная дорога через Щёлково, посёлка атомщиков, к железнодорожной станции «Семь колодезев» и далее на Керчь. На другом берегу мыса со стороны Чёрного моря тянутся постройки детского лагеря и узкая полоса леса, посаженного атомщиками. Посёлок Щёлково пересекает мыс. Середина же мыса – пустынное пространство, солончаки, поросшее кое-где сухой растительностью; на нём – небольшое мелкое солёное озерцо. Через это лысое место от самого Дома отдыха напрямую протоптана тропа в Щёлково, потому что это современный красивый посёлок со всеми чертами цивилизации: есть телеграф, богатые магазины, кинотеатр, ресторан, парикмахерская; и со стороны Мысового на самом краю – рынок и автостанция.

Но с тех пор, как строительство атомной электростанции закрыли, жители занимаются, кто чем может; поговаривают, будто есть здесь контрабандисты: благо турецкий берег недалеко. И хотя работы нет, уезжать отсюда многим не хочется, успели прикипеть к этому месту. Ещё бы! С одной стороны посёлок омывается водами Азовского моря, с другой – Чёрного; небо сливается с горизонтом и такое впечатление, будто ты находишься в голубом шаре, где над головой летают и кричат большие белые птицы, морские чайки.

И мне понравилось это место. Я, искупавшись, часами смотрела вдаль и слушала, как у ног моих плещутся волны. На второй день пребывания я увидела, как из горизонта выплыл белый парус. С его появлением пейзаж стал ещё красивее и романтичнее. А к вечеру черты его обозначились: небольшое парусное судно вышло на рейд, а через день опять ушло в море. Этот парус возбуждал моё воображение, и всё время на память приходили Лермонтовские стихи:

Каждое судно – всегда загадка. А парусник – невероятно волнующая загадка. И я всё время смотрела на парус, пока он не исчез из горизонта. Дня через два он снова появился на рейде, опять интригуя моё воображение.

Но после обеда мне расхотелось печься на солнце: штиль, жарко. Я решила пойти в Щёлково на рынок, купить внучке клубники.

Зять сказал мне: «Не ходите – жарко». Но я не послушалась, взяла корзинку, натянула шляпу от солнца и пошла тропой через солончаковую лысину. На рынке клубники не было и, посидев немного на скамейке в тени крайнего пятиэтажного дома, побрела назад.

У автостанции мне встретились два мальчика девяти-десяти лет… Меня поразило выражение их лиц. Они были бледны, испуганы, как будто им открылось в жизни что-то непонятное, грязное и непристойное. Мальчики шли быстро, оглядываясь в одном направлении. И я устремила свой взгляд туда же… И, о, ужас! Как на ладони, в ста метрах от станции, прямо у тропы на земле барахталась какая-то пара. Тело мужчины колыхалось, а из-под него в конвульсиях дёргались две женские ноги: «О, Боже! Скоты. Совсем обнаглели, детей перепугали…» – подумала я и в нерешительности остановилась: идти по автодороге лишних полтора километра мне не хотелось, я еле передвигала ноги. «А, пойду по тропе и отвернусь. – решила я. Отвернулась, обошла их и пошла дальше. Но не пройдя и ста метров, услышала за спиной душераздирающий детский крик: «Папочка, не надо!»

Я обернулась и увидела бегущего мужчину, с зажатым в руке ножом или кинжалом. За ним бежал мальчик, один из встреченных мною. Барахтающаяся пара не реагировала на детский крик. Блестящий на солнце нож в руке мужчины, как палочка гипнотизёра, приковывал моё внимание. Он сверкал в поднятой руке и приближался к лежащим телам. Я с ужасом ожидала, как это сверкающее жало воткнётся в спину мужчины. Но рука с ножом на мгновение повисла в воздухе, а отец мальчика начал ногами гвоздить лежащего по почкам с такой силой, что тот без звука, как мешок, свалился с женщины на землю. Вот тогда рука с лезвием, концентрируя в себе силу, приподнялась, чтобы нанести удар, но женщина мгновенно вскочила и схватила его за руку, закричав: «Не убивай, не убивай его, он ни в чём не виноват, это я во всём виновата, я – плохая!»

Они отчаянно сопротивлялись, а бедный ребёнок, почти натыкаясь на нож, с криками метался между ними: «Папочка! Папочка! Не надо! Мамочка, мамочка идём домой! Мамочка, мамочка, идём домой!»