Ann Avarouz - Тихие шаги любви

– Тебе снимок отдали? – выкатывая из палаты капельницу, спросила она.

– Нет.

– Ладно. Иди ложись, – велела она.

Но ложиться я не хотела вовсе. Вместо этого, подошла к восьмой палате, не уверенная, удобное ли выбрала время для посещения, но испытывая острое желание увидеть Аллу Леонидовну. Вчера при прощании мы договорились, что сегодня я обязательно к ней зайду. Вот только время не уточнили.

Как и раньше, двери в её палату были распахнуты. Я тихонько заглянула, чтобы не разбудить её в случае, если она спит. Она не спала. Увидела меня и приветливо улыбнулась.

– Маша, здравствуй! А я всё гадала, спишь ты или нет.

Я застыла на пороге, не решаясь зайти. Алла Леонидовна понимающе улыбнулась.

– Заходи. И давай на будущее договоримся: я всегда рада тебя видеть. Хорошо?

Я кивнула, испытывая благодарность за её доброту и, тепло улыбнувшись в ответ, переступила через порог. Прошла в палату и села на свободный стул.

– Хорошо.

– Вот и отлично! Маша, а что случилось с твоей рубашкой? – с беспокойством спросила бабушка.

Я рефлекторно посмотрела на разрез.

– На рентген ходила. По-другому рубашку было не снять.

– Н-да печально, – покачала она светлой головой, – но ты не расстраивайся, я что-нибудь придумаю.

Мне совсем не хотелось обременять Аллу Леонидовну моими проблемами. Достаточно того, что она тепло ко мне отнеслась и не брезговала общением со мной. Хотя, скорее всего, всё дело в том, что она не знает о моём положении, мне хотелось верить, что Алла Леонидовна не изменит своего отношения, даже если узнает. Правда, проверять я не рисковала.

– Спасибо. Мне и так неплохо. В конце концов, это же больница.

– Не спорь, деточка. Я вижу, как тебе «неплохо» – от смущения глаз не поднимаешь! Мне не в тягость, а в радость позаботиться о ком-то. Гришка давно уже вырос и теперь он обо мне заботится. Правнуки когда ещё будут. Ты мне лучше скажи, когда с тебя эту штуку снимут? – Алла Леонидовна указала на трубку.

– Дренаж? – мой взгляд метнулся к системе, чтобы убедиться, что речь о ней. – Медсестра сказала, что рентген покажет: если всё будет хорошо, то скоро снимут.

– Будем надеяться, что всё хорошо, – подбодрила меня Алла Леонидовна. – А не больно?

– Сегодня уже не особо. Только вставать из положения лёжа или переворачиваться сбоку на спину больно. А ходить и сидеть – нет.

– На молодых всё быстро заживает, – порадовалась бабушка. – А мне Гришка всё названивает и названивает. Неспокойно ему, что за мной здесь плохой уход. Просила, чтоб не приходил, но всё равно придёт. Ещё и мымру свою обещал привезти, хотя на кой она мне тут.

Я слабо улыбнулась реплике. Я не знала Гриши и Веры, но подозревала, что бабушка может относиться к девушке предвзято. Всё-таки, как-никак она единственного и любимого внука из семьи забрать пытается. Наверное, в моём лице бабушка что-то заметила, потому что спросила:

– Что, Маш, несогласна ты со мной? Думаешь, зря я её так?

Вопрос был задан спокойно, без обиды и агрессии. Похоже, Аллу Леонидовну действительно интересовало моё мнение.

Я пожала плечами, не желая обидеть бабушку резким суждением.

– Да ты её ещё просто не видела. Надеюсь, и не увидишь, – поджала губы Алла Леонидовна. – Ой, Маш, поправь мне подушку, пожалуйста. Неудобно что-то, вся спина затекла.

Я с удовольствием встала и подошла к кровати. Помочь Алле Леонидовне за её доброту – меньшее, что я могу для неё сделать. Она наклонилась вперёд, позволяя мне высвободить подушку и взбить её, упирая в изголовье кровати.

– Попробуйте лечь, – я положила подушку повыше, чем было до этого.

Алла Леонидовна осторожно легла, поёрзала, прикладываясь поудобнее. Её лицо расплылось в счастливой улыбке.

– Да, так хорошо! Маша, скажи, а ты так и лежишь в коридоре? Не перевели тебя ещё в палату?

– Нет, Алла Леонидовна, пока не перевели.

– Знаешь, я тут что подумала… – задумчиво проговорила Алла Леонидовна. – А не желаешь ко мне в палату переехать?

Предложение было столь неожиданным, что я распахнула глаза.

– Подожди отказываться, – заметив мою реакцию, сказала бабушка. – Сама подумай: тут скучно, а вдвоём веселее, это раз. К тому же, если мне нужна будет помощь, не придётся ждать медсестру. Ты рядом и сумеешь помочь. А в благодарность я буду развлекать тебя разговорами. Ну, что скажешь?

Я очень хотела сказать: «да». Но пока я не признаюсь Алле Леонидовне, что я из детского дома, это будет считаться обманом. Ведь она не будет знать, кого приютила.

В то же время, признаться было страшно.

– Спасибо вам за участие. Но я как-нибудь обойдусь, – как можно мягче отказалась я. Бабушка открыла рот, собираясь возразить, но я сделала вид, что не заметила и поспешно добавила: – Я почти уверена, что какая-нибудь койка в палате да освободится. Не могут же пациенты тут вечно лежать. – Неудачно пошутила я.

– Ой, Маша, много ты понимаешь. Иные долго лежат, – не сдавалась бабушка. – А я всё же настаиваю. Пойми, нам обеим так будет лучше.

Я опустила взгляд в пол. Может, и лучше, но мне точно нечем платить за палату. Словно прочитав мои мысли, Алла Леонидовна воскликнула:

– Маш, оплату я беру на себя! Ну же, соглашайся.

– Извините, я не могу, – не могу обманом проникнуть в палату и признаться тоже не могу.

– Да почему же? – искренне недоумевала бабушка. Я отвела глаза в сторону, уже чувствуя себя обманщицей. – Маша, есть причина, о которой я не знаю? – Ловя мой взгляд, пытливо спросила она.

Мне было откровенно стыдно. Слова просились на язык и я закусила губу, чтобы смолчать.

– Извините, меня, наверное, уже ищут. Мне идти пора.

Я практически выбежала под окрик Аллы Леонидовны, призывающий меня остаться.

Сразу после обеда ко мне подошла Света.

– Маш, вставай, идём, – позвала она за собой.

Я неловко поднялась и пошла следом.

– А куда мы идём? – спросила, когда поравнялась с ней.

– Сейчас всё узнаешь.

Больше всего я не люблю неизвестность. Если со мной будут что-то делать, то хотелось бы знать. Но мне пришлось вдохнуть поглубже, призывая себя успокоиться и сжать пальцы, нервно теребящие разрез рубашки: хмурое выражение на лице Светы однозначно сообщало, что рассказывать мне что-либо она не намерена.

Мы подошли к процедурному кабинету, и Света заглянула внутрь.

– Геннадий Семёнович, вот Сироткину привела.

– Пусть заходит, – ответил мужской голос.

Света подтолкнула меня вперёд и закрыла за мной дверь. Рядом с кушеткой стоял врач, облачённый в медицинскую маску, перед ним металлический стол с инструментами, от вида которых мне тут же сделалось плохо. Ассистент врача – женщина лет тридцать, с модной стрижкой «каре» стелила на кушетку одноразовую пелёнку.