Ann Avarouz - Тихие шаги любви

Я вышла под злые взгляды Веры и Гриши. Прикрыла дверь и прислонилась к стене рядом с косяком. Только оказавшись в стороне от едких взглядов, осознала, как сильно испугалась их. Меня трясло так, что я всерьёз обеспокоилась, как бы в палате не услышали стук в стену.

Не успела я перевести дыхание, как следом за мной вышла Вера. Она смерила меня презрительным взглядом, но ничего не сказав, ушла дальше по коридору. Потом я узнала, что бабушка спровадила её в аптеку.

Так как я стояла возле дверей, то слишком хорошо слышала разговормежду Аллой Леонидовной и её внуком. Стоило мне выйти, как Гриша сменил тон и теперь общался вежливо, даже нежно.

– Бабушка, неужели ты не понимаешь, что заводить знакомства абы с кем добром не кончится?

Интонации бабушки тоже изменились с командных на покровительственные.

– Гриш, я понимаю, что ты заботишься обо мне, но я человек взрослый и сама могу решать, с кем мне общаться, а с кем нет.

– Я не понимаю. Ты не знаешь, что интернатовские дети ловко добиваются доверия, а потом враз обчищают карманы. Не знаешь разве?

– И вовсе не всё. Такие же дети, как другие, только со сложной судьбой.

– Ты её хорошо разглядела? Это ж какие такие дети устраивают подобные драки?! – повысил голос Гриша.

– Хм… С чего ты решил, что была драка? – заинтересовалась бабушка.

– У медсестры спросил, почему девушка такая разукрашенная, – раздражённо ответил внук.

– Девочка сказала, что упала с лестницы, – задумчиво проговорила Алла Леонидовна.

– Девочка, – насмешливо бросил Гриша. – Видишь, эта двуличная особа уже обманула тебя. Пока не поздно, верни её туда, откуда взяла.

– Гриша, подожди горячиться, – осадила Алла Леонидовна внука. – Ты не подумал, что двуличной особе, как ты изволил выразиться, просто стыдно сообщать о драке? Да и что это за драка, в которой можно так пострадать. Это избиение какое-то!

– Бабушка, – с нажимом сказал Гриша. – Повторяю: она из детского дома. Это значит, что ей не привили какие-то моральные принципы, и уж тем более, хорошие манеры. Отброс общества, понимаешь? – Горячился внук.

Я слушала, желая уйти и не могла. Было горько осознавать, что люди склонны оценивать по сложившемуся стереотипу. Но как бы сильно в эту минуту я ненавидела Гришу, следовало признать, что кое в чём он прав: сироты в самом деле отбросы общества. Не нужны даже собственным родителям, что уж говорить про других людей.

Ежедневно вынужденные конкурировать друг с другом за еду и толику внимания со стороны взрослых, мы волей-неволей учимся жестокости.

И всё же, далеко не все оказываются беспринципными личностями. Нередко среди нас попадаются и хорошие дети, вынужденные прикидываться волками, чтобы выжать.

– Гриша, сейчас мне кажется, что это у тебя отсутствуют моральные принципы и воспитание, – устало сказала Алла Леонидовна. – Я начинаю уставать от этого разговора, тем более что результат нулевой. Я взрослая и я решаю, общаться мне с девочкой или нет.

– Ещё один вопрос. Она сама оплачивает половину палаты? – с издёвкой спросил Гриша.

– Нет, Гриша. За палату заплатишь ты из тех денег, что я оставила тебе в наследство, – категорично заявила Алла Леонидовна.

– Про наследство ничего и слышать не хочу. Ты пока нестарая, жить и жить, и наследство мне не нужно, – скрывая за грубостью беспокойство, возмутился Гриша.

– И тем не менее, – настаивала бабушка.

– Черт-те что! – ругнулся внук капитулируя.

– Да, Гриша, и ещё. Извинись перед девочкой.

– Прости, бабушка, но этого я делать не буду.

– Подслушиваем? – приподняла брови в лёгком удивлении Вера. Я и не заметила, как она подошла.

Отвечать я не стала. Оправдываться – дело бесполезное, только дать ей лишний повод высмеять меня. А больше мне и сказать нечего: она права.

Хлопнула дверь совсем рядом с ухом и из палаты вылетел взбешённый внук. Из-за Веры я не услышала последнюю реплику бабушки, которая, по всей видимости, и рассердила Гришу.

Он посмотрел на меня сквозь прищур злых глаз. Осторожно прикрыл за собой дверь и тут же прижал меня к стене своим мощным телом, сжав руку у меня на горле. В нос ударил мужской парфюм, щекоча ноздри. Голова моментально закружилась, из глаз потекли слёзы, от аллергии и от боли.

– Послушай сюда, овца, – с ошеломляющей ненавистью выдохнул он слова мне в лицо. Стараясь, чтобы Гриша не задушил меня, я привстала на цыпочки, надеясь тем самым ослабить хватку на горле. Лёгким не хватало воздуха, а сломанные рёбра под его весом снова заболели, как и несколько дней назад. – Бабушку ты одурачила. Но не меня. Не дай бог, бабушка хоть чуть-чуть разочаруется – тебе несдобровать. Поняла? – Угрожающе произнёс он.

Я кивнула. Но Грише показалось этого мало. Он чуть сильнее надавил пальцами на горло, вжимая меня в стену.

– Я спрашиваю, поняла?

– П.. По.. няла, – с трудом прохрипела я. От раздражающего запаха и боли в голове совсем помутилось. Я почувствовала, как сознание уплывает, когда Гриша меня, наконец, отпустил.

Я не сдержалась и закашляла, причиняя боль травмированным рёбрам.

– Тьфу, гадость какая, – брезгливо скривился Гриша и отскочил от меня, как от прокажённой. Но мне сразу же стало легче дышать.

– Пока, овца, – с довольной улыбкой помахала мне Вера, беря суженного под руку.

По коридору он раздражённо летел и ей, несмотря на свой рост, пришлось приложить видимые усилия, чтобы не отстать.

Первое, что я увидел – её огромные зелёные глаза; взгляд на лице совсем ещё подростка испуганный и одновременно не по-детски серьёзный. Слишком тяжелый, такой нечасто встретишь и у взрослого, много повидавший на своём недлинном пути. Это был парадокс, который встречался у людей с покалеченной судьбой, невольно заставляя задумываться о перипетиях их жизни.

Наш контакт глазами длится не более пары секунд, но за это время я словно окунулся в другую жизнь; разом провалился в пропасть её души, где на самом дне различил следы несправедливости других людей, часто наносящие ей обиду и вечный страх, являющийся верным спутником обездоленных, сближаться с каким-либо другим человеком. Там было что-то ещё, но чувствуя, как меня засасывает в этот омут, я усилием воли отвёл взгляд.

Едва вынырнув на поверхность, я и сам ощутил испуг – за короткий миг прочувствовал её эмоции, как собственные. Именно это и было страшно: тот водоворот горечи и разочарований, что захлестнул меня всего секунду назад и теперь ещё отдавался в теле гулким сердцем, мне вдруг показался знаком.

Едва я перевёл взгляд, как в голове появились вопросы: кто она? Что делает здесь, с бабушкой? Почему тут стояла вторая кровать, когда я точно помню, что палата одноместная?!