Ann Avarouz - Тихие шаги любви

В коридоре раздалось громыхание тележки. Я подхватила две тарелки, свою и бабушкину, и вышла за едой. Принесла ленивые голубцы, взяла две чашки и пошла за чаем.

Помогла Алле Леонидовне устроиться поудобнее и поставила ей на ноги тарелку, предварительно постелив на одеяло полотенце.

Голубцы оказались вкусными. Чай тоже ничего. Вот только у Аллы Леонидовны был плохой аппетит. Она съела половину своей порции и отставила тарелку, сказав, что наелась.

В течение дня я привыкала ухаживать за бабушкой. Самым сложным оказалось научиться правильно подавать утку. Вообще, Алла Леонидовна не хотела, чтобы я этим занималась, надеялась медсестру дождаться. Но той так долго не было, что пришлось бабушке согласиться на мою помощь. К счастью, совместными усилиями нам удалось положить утку правильно.

Вторая половина дня прошла в заботах и праздных разговорах. Конечно, бабушка много рассказывала о Грише и Вере. Из-за подробных описаний мне стало казаться, что я давно с ними знакома. Даже любимое блюдо Гриши и то упомянула.

В её рассказах Гриша всегда представал улыбчивым и отзывчивым человеком. Скорее всего, таким он и был – по отношению к своей бабушке. К остальным же людям молодой человек относился согласно их социальному статусу, и вовсе не по-доброму, о чём довелось познать на собственной шкуре.

Вечером дверь в палату раскрылась, внеся ароматы мужских и женских духов, а следом и их владельцев: Гришу, высокого, красивого молодого человека с короткой стрижкой светло-каштановых волос и циничным взглядом карих глаз; и Веру, высокую и стройную, как тростинка, блондинку с холодными голубыми глазами и слегка насмешливой улыбкой.

Едва зайдя в палату, Гриша застыл на пороге как вкопанный.

– Не понял, – обратил он на меня возмущённый взгляд, заставив моё сердце сжаться от предчувствия надвигающейся грозы, и повернулся к приткнувшейся к его плечу Вере. – Возьми пакет. Я пойду разберусь.

И скрылся за дверью. Бабушка только успела крикнуть: «Гриша», но он уже не слышал.

Блондинка царственной походкой прошла вглубь палаты и подойдя к кровати бабушки, наклонилась поцеловать старушку в щеку. Алла Леонидовна сделала вид, что наклона Веры не заметила. Вера выпрямилась, поставила пакет на стул и посмотрела на меня своим насмешливым взглядом.

– Кого это вы уже успели приютить?

– Вера, выбирай выражения. Познакомься, девушку зовут Маша, и теперь я делю палату с ней.

Вера усмехнулась, ещё раз бросив на меня свой холодный взгляд, отчего я почувствовала себя маленькой и никчёмной.

– Ну-ну. Похоже, Грише это не очень понравилось.

– С Гришей я и сама решу, а тебя прошу не лезть, – бабушка разговаривала с Верой жёстко.

– Да мне-то что. О вас же беспокоюсь: мало ли кого к вам подселили.

– Машенька, разбери, пожалуйста, пакет. От Веры помощи не дождёшься, – обратилась бабушка ко мне.

Ощущая, как трясутся ноги, я встала с кровати и подошла к стулу с обратной от Веры стороны – со стороны спинки. Мне совсем не хотелось быть причиной ссоры семьи, поэтому хоть я и выполнила просьбу бабушки, но старалась как можно меньше привлекать к себе внимание. Вера и не подумала отодвинуться, стояла и смотрела, как я выкладываю фрукты и печенье и отношу к бабушке в тумбочку.

– Зря вы так, – задумчиво проговорила Вера, продолжая разглядывать меня. – Я бы с удовольствием помогла, вы мне просто шанса не даёте.

Я обходила Веру, стараясь не делать сильных вдохов. В носу так и щекотало, на глазах выступали слёзы. Аллергия давала о себе знать. От полного расклеивания спасало открытое окно.

Дверь в палату снова распахнулась; Гриша вошёл и округлил глаза, увидев, что я разбираю пакет.

– Нормально, – усмехнулся он. – А это для тебя, что ли?

Я испуганно обернулась. Меньше всего мне хотелось, чтобы меня обвинили в воровстве.

– Я просто… – попыталась я оправдаться, как вмешалась бабушка.

– Гриша, что ты устраиваешь! – сердито крикнула она. – Отстань от девушки.

– Я хочу понять, что происходит. Кто эта барышня, по какому праву она здесь и почему копается в чужом пакете, – он с подозрением уставился на меня, особое внимание уделяя моему синяку под глазом. Под его взглядом я сжалась, стараясь отвернуться, спрятать уродский синяк. Он заметил мой неловкий жест и презрительно усмехнулся, заставляя чувствовать себя ещё хуже.

В палату зашла медсестра Света. Похоже, она услышала последнее предложение Гриши, потому что прямо с порога зло крикнула:

– Сироткина! Ты что, за воровство принялась?!

От ужаса я округлила глаза. От осознания, что вот сейчас меня обвинят в воровстве и выставят с позором, сердце испуганно сжималось. Мысль, что Алла Леонидовна отвернётся от меня, причиняла боль и я с трудом сдерживала слёзы.

– Ой, нет!

– А она ещё и ворует? – так, словно нисколько в этом не сомневался, и только ждал момента поймать меня за руку, притворно удивился Гриша.

– Успокоились все немедленно! – жёстко приказала Алла Леонидовна. Окружающие перевели взгляд на бабушку, покорно замолкая. – Света, извините, что вас побеспокоили. Мой внук слишком переживает за меня, оттого побежал к вам, не разобравшись в ситуации.

– Так значит, я могу идти? – с облегчением спросила Света. Разгребать этот скандал ей совсем не улыбалось.

– Идите, милочка. Идите и занимайтесь своими делами, – отправила её бабушка.

Я испуганно стояла возле окна, теперь точно осознавая, что ничего хорошего из затеи Аллы Леонидовны не выйдет. Гриша то и дело бросал на меня убийственные взгляды, заставляя чувствовать себя никчёмной обузой. В эту минуту я жалела, что не настояла вернуть мою кровать в коридор, ведь тогда и не было бы скандала.

– Расскажи нам, кто ты такая? – обратилась ко мне Вера. Она так искренне улыбнулась, что я даже поверила в её интерес.

– Сирота из детского дома, – с насмешкой за меня ответил Гриша.

– Не может быть! – с притворным ужасом уставилась на меня Вера. Но ужас в её глазах тут же сменился презрением. – То-то смотрю, и раскраска какая-то странная, боевая. – Видимо, стараясь задеть меня побольнее, пошутила она.

От её слов я будто вижу себя со стороны: жалкая, тощая девчонка, с растрёпанными волосами, вся в синяках и в тонкой чуть ли не прозрачной ночнушке, глядя на которую любой дурак понимает – она больничная, а своего у меня ничего нет.

Мой взгляд против воли метнулся к Алле Леонидовне: как она отреагировала? Я ведь ей так и не сказала! Хотя надо было, раз уж я здесь, но я так и не решилась, о чём в эту минуту пожалела. Вполне возможно, что Алла Леонидовна обидится на моё недоверие и будет права. Человек со всей душой ко мне, а я получается обманула.

Бабушка и ухом не повела; не удивилась, не выглядела ошеломлённой. Вместо этого повернулась ко мне и мягко попросила подождать за дверью, пока она поговорит с Гришей.