Антон Сибиряк - Марго

– Да, Иван Иванович, можно. Соответствующие материалы мы оформим сразу после окончания хронического эксперимента. Он по плану завершается в феврале месяце, поэтому в марте мы всё сделаем окончательно…

– Я перебью Вас, Игорь Александрович… Материалы нужно сделать в феврале. Уже сейчас выясняйте все тонкости для получения разрешений на выпуск продукта в промышленных масштабах. Уже сейчас знакомьтесь с теми, кто разрешает… Если нужно, то поезжайте в Москву для выяснения этих вопросов лично, без передаточных звеньев. Наш продукт очень важен в народном хозяйстве. Это экономика и даже немного больше. – Директор сделал паузу, посмотрел ласково на своего сотрудника и произнёс, – а теперь позвольте Вас выпороть жгучей крапивой. Вы почему всё делаете своими руками и приходите даже в субботу, чтобы доделывать что-то там? Это задача ваших подчинённых. Вы должны заниматься более важными проблемами, например, получать разрешения на выпуск продукта, получать сертификаты… направлять и подправлять работу сотрудников. Мы работаем для производства продуктов в больших масштабах. Руководителям нельзя отвлекаться от главных задач.

– Иван Иванович, – начал оправдываться Лебедев, – у моих сотрудников нет никакого опыта, приходится помогать, доделывать, а кое-что и переделывать заново… за тем же Щербаком.

– Подготовьте их для специализации в Ленинграде. Там же давно работает токсикологическая лаборатория Данишевского. Пусть учатся. Две недели… на большее не рассчитывайте. Если не научатся, то их придётся уволить. Нам нужны деловые сотрудники… Назначим условно специализацию на начало марта следующего года. Там будет немного полегче и не с таким напряжением будут требовать разные документы.

Разговор с директором Филиала «Объединения», как это не странно было осознавать самому Лебедеву, снял с него огромную долю озабоченности. Его охватила жажда нормальной плановой деятельности без второстепенных размышлений и отвлечений. Он решил послать в мединститут только что принятую Инну Синицину для консультации по вопросу определения признаков нарушения беременности крыс при длительном воздействии химических веществ в малых дозах. Это могло стать хорошим аргументом в доказательстве безвредности или вредности конкретного химического вещества, с которым людям придётся контактировать долгое время.

В мединституте уже много лет существовала кафедра эмбриологии. Уж там-то должны были знать все тонкости этого вопроса. Новый сотрудник Иван Щербак хорошо отзывался о профессоре кафедры Субботине, кажется, Михаиле Филимоновиче.

На следующий день Синицина была откомандирована в мединститут на два дня. А Лебедев по-прежнему обучал Ларионова и Щербака токсикологическим методам на примере уже ведущегося хронического эксперимента на мышах и крысах.

– Ой, ой, ой, мой дорогой завлаб, – весело подкатила к Лебедеву Синицина на правах подруги его жены. – Ой, ой расскажу… Познакомилась я там на кафедре с сотрудницами Субботина. Они все иронично высказываются о своём шефе, как это ни странно. А о Щербаке… тоже информацию накидали просто так… Мать Щербака приезжала когда-то в юности к Субботину на консультацию. Она хотела родить девочку, но беременность не наступала. Вообще история более длительная. Она, эта самая мать Щербака, консультировалась вначале в Крыму во время отдыха, заезжала в Симферопольский мединститут. Там ей посоветовали обратиться в Новосибирск, так как Субботин уже защитил докторскую диссертацию и намеревался заведовать кафедрой эмбриологии. Они там знакомы кафедрами чуть ли не с детства. Ну так вот… после консультации с Субботиным беременность наступила, но женщина родила мальчика.

Сотрудницы утверждают, что эту историю они знают от самого Щербака. Он все шесть лет учёбы приходил на кафедру, шушукался с шефом, потом, мол, с нами болтал безудержно. Им кажется, что шеф натаскивал Щербака по трудным для него предметам. Учился он средненько. Но вступил как-то в партию. Наверное, шеф и помог ему. А партийному студенту никогда двойку не поставят. Ну, так вот, они говорят… Посидели мы вот так, подумали и стали называть Щербака «Ванька Щербак от отца Бориса». На всякий случай, чтобы не спутаться. Сама, мол, можешь представить, каким был наш шеф двадцать два года назад. Зверь зверем… всё могло случиться.

– А конкретную методику они посоветовали или нет? – Лебедев теребил карандаш в беспокойной руке.

– Нет. Всё, говорят, будем делать классически: оценивать сам эмбрион за 3-4 дня до рождения.

– Эта методика известна давно-предавно и затратная весьма. Значит, ничего нового не появилось?

– Пока нет, не появилось.

В тот же день в Ленинград полетело письмо с просьбой проконсультировать по вопросу эмбрионального теста на вредность продуктов.

Перед Новым годом Лебедеву удалось забежать на почту. Там было одно письмо от родителей, письмо из лаборатории Данишевского и одно – от Маргариты. Лебедев почти судорожно открыл письмо из Риги.

«Здравствуй, деспот! Я решила тебе не писать и не отвлекать тебя от важного дела… и не пишу, а только поздравляю с Новым годом. Уж это, надеюсь, не отвлечёт тебя и не расстроит нервы… не помешает мыслить и работать дальше.

Твоя бесконечно волевая и терпеливая Марго».

Лебедев аккуратно, даже бережно сложил листки письма и осторожно вложил их в конверт. «Наверное, отвечу, – подумал он, представляя смеющуюся Маргариту на втором или на третьем курсе. – Отвечу. В праздники будет время…»

А родители звали к себе не праздники… даже не догадываясь, что до окончания хронического эксперимента на животных их сыну вообще невозможно уехать их города.

А в письме из Ленинграда один из сотрудников лаборатории Данишевского писал о возможности контролировать патологию беременности крыс по гормонам и ферментам в моче. Но никто толком не представлял, как получить эту драгоценную мочу у крыс. И вопрос снова повис в воздухе.