Леонид Ефремов - Право на выбор. Повести

– Да, гражданин начальник, – всё так же без эмоций ответил Перов.

– Ну, вот и славненько! А то капитан Степанов тебя ждёт не дождётся. Тогда вот смерть от заточки тебе сказкой покажется! Он мне, правда, докладывал, что у тебя болевой порог запредельный, но ты не весь его арсенал прочувствовал. И это только потому, что я его пока сдерживаю. Посерьёзней тебя орлы были из идейных – и то ломались на раз-два. Я просто понять хочу, пока только понять. Вот, дело твоё изучил, но темно как-то выходит с биографией. Когда в разведке служить начал – засекречено, за что орденов нахватал – непонятно, за что срок дали – и то расплывчато: «за неповиновение высшим по званию офицерам и поступок, создавший угрозу для их жизни». В неповиновение, исходя из твоих характеристик, поверю. А вот что такое «угроза для жизни»? Я читал, что прозвище или позывной – это как тебе угодно, у тебя на фронте был: «Майор Смерть». Может, ты их застрелить хотел? Или позвонки брёвнами сломать? – с намёком на смертный случай с блатными сказал Усачёв, внимательно вглядываясь в лицо заключённого.

Но на лице бывшего майора не дрогнул ни один мускул.

– Нет, гражданин начальник. Среди них свой капитан Степанов, такой же, как у вас, был. Сдуру нагрубил да припугнул, – на удивление длинно произнёс Молчун.

– Ну, ты мне Лазаря не пой! Это ж как нагрубить надо на пятнаху-то? – сверля взглядом Перова, спросил полковник.

Молчун, выдержав взгляд, лишь пожал плечами и снова безучастно уставился на карту. Усачёв понял, что дальнейшая беседа бесполезна.

– Если мне хоть кто-то просто намекнёт, что ты что-то замышляешь, – отдам капитану. Он тебя на портянки заживо порвёт, давно уже домогается. Не нравишься ты ему. Ой, как не нравишься! Даю время подумать. Стучать не предлагаю, знаю: откажешься, а вот прийти ко мне в следующий раз и успокоить, что никакого подвоха от тебя не поимею, очень хотелось бы.

После этих слов полковник позвал ефрейтора и приказал отконвоировать заключённого в карцер. На шесть суток.

Оказавшись в полной темноте пропитанного сыростью помещения карцера размером приблизительно метра два на два, бывший майор Перов немного расслабился. Условия здесь были невыносимыми, но только не для него. Присев на корточки, он проделал серию дыхательных упражнений. Затем, одним из известных ему способов, заставил мышцы своего организма в сумасшедшем ритме поочерёдно сжиматься и разжиматься в течение минуты. Это помогло. По телу разлилось приятное тепло. Необходимость проделывать периодически эту процедуру его нисколько не пугала. «Хозяин» наивно думает, что в очередной раз, подвергая зека Перова этому испытанию, сможет сломить его. Если бы он только знал, что это было то единственное место, где бывший майор мог полностью расслабиться! Там, за пределами карцера, он не мог позволить себе этого ни на секунду. А условия? У него были отличные учителя в разведшколе, и эта задача была не из самых сложных.

Согревшись, бывший майор решил проанализировать разговор с начальником колонии. Может ли он что-то знать о его замыслах? Нет. Ни одна живая душа об этом не знает. Догадки? Вернее всего не догадки, а чутьё. Если с садистом-капитаном всё ясно (тот просто пытается подавить в любом человеке личность и сделать его похожим на животное), то «хозяин» далеко не так прост. И, хотя он ничего знать не может и из их беседы ничего полезного выяснить не получилось, ситуация становится опасной. Перов вспомнил взгляд начальника колонии, и неприятный озноб – то ли от холода, веющего от промёрзлых бетонных блоков карцера, то ли от неприятного разговора – пробежал по телу. Как он сказал, сверля его глазами: «Это как же надо нагрубить на пятнаху-то»?

«Если бы ты знал как», – подумал про себя Перов, и воспоминания, как кинолента, стали прокручиваться в его сознании.

Тогда его группе была поставлена задача десантироваться в тыл врага и взять языка. Но не просто языка, а генерала, направлявшегося с пакетом важных документов в действующие войска из ставки Гитлера. По данным разведки было известно лишь то, что он проследует завтра через посёлок Осташково из оккупированного Минска. Ни время, ни точное место, не говоря уже о наличии охраны, известны не были. Но взять его, причём живым и невредимым, и доставить командованию на блюдечке – будьте любезны! Короче, как говорят у нас на Руси: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что!

Его группа только что вернулась со сложного задания. Ребята практически не спали двое суток, и им необходим был как минимум день отдыха для восстановления. Но задание с такими вводными начальство, по-видимому, никому, кроме группы майора по прозвищу Смерть, доверить не решилось. А приказ есть приказ, будь ты хоть мёртвый!

Через полчаса его ребята были в сборе и, после того, как майор с начальством определили самое слабое место в обороне противника для обратного перехода через линию фронта, с попутной полуторкой поехали на аэродром. В пять утра они удачно приземлились в пяти километрах от Осташково. Собрав и припрятав в кустах парашюты, совершили марш-бросок до дороги, по которой должен был проехать генерал. Это была единственная достоверная информация. И то только потому, что другой дороги, по которой могли двигаться автомобили в сторону фронта через лес, не было.

Группа двинулась вглубь леса в поисках подходящего места для засады. Пройдя метров пятьсот, майор нашёл, наконец, то, что искал, и отдал приказ на привал. Место было подходящее. Во-первых, дорога здесь делала крутой поворот, а потому скорость проходящего в этом месте транспорта должна была быть небольшой. Во-вторых, по краям дороги рос густой кустарник, который плотной стеной закрывал видимость в сторону леса. Правда, так как с двух сторон нападать четверым бойцам, включая его самого, было равносильно самоубийству, немцы, оказавшиеся по другую сторону дороги, также были бы скрыты плотным кустарником. Но это для майора было уже неважно. Для придуманного на ходу плана захвата генерала это было вторично. По его расчётам им была необходима минута, максимум полторы, чтобы выполнить задание и скрыться на безопасное расстояние. Важным оказалось ещё и то, что с одной стороны дороги был покатый склон, упиравшийся в густой лес. Склон имел скальную поверхность, покрытую тонким слоем мха. Майор, ещё будучи ребёнком, жил с родителями в Карелии, и такие склоны ему были прекрасно знакомы. Частенько с друзьями они устраивали захватывающие дух спуски прямо на задницах, оставляя за собой полосы чистой, но влажной скальной поверхности. Это было круче, чем на ледяных горках. Дух захватывало! Минусом были лишь взбучки, полученные от родителей за грязную или порванную в очередной раз одежду.