Леонид Ефремов - Право на выбор. Повести

После того, как штатский перевёл последний ответ на вопрос о случившемся с генералом, старлей довольно улыбнулся, разведя руки в стороны. В отличие от него, пленный немец бросил на Перова сочувствующий взгляд.

– Ну что, майор? Сколь верёвочке ни виться, а конец для предателя один! – радостно подытожил окончание допроса старший лейтенант. – Жаль только, что лейтенанта там похоронили, а не с собой через линию фронта перетащили, – сказал он небрежно, словно это был не человек, а мешок с картошкой. – Но оно и понятно: зачем тебе, майор, лишние проблемы? Может, ты в параллель с генералом и ему в спину стрельнул? Для надёжности, а?

Перов и так еле сдерживался. Он увидел, как заходили желваки на лице начальника разведки при словах этого молодого сосунка. Но, когда особист оскорбил память о Серёге, майор не смог вытерпеть:

– Не тебе, лейтенант, на такие темы рассуждать, – сказал Перов, специально занизив его звание. – Ты хоть наших, хоть немцев в равных условиях встречал? Не связанными? Устал я от тебя, лейтенант. Ты, конечно, парень неплохой, с фантазией, – спокойно продолжил он, просчитав ситуацию за считаные секунды и начав импровизировать на ходу: – Вот, ножичек мне подбросил – думал, я после твоих допросов вены себе вскрою? Нет, сопляк! Я по-другому поступлю.

Старлей побледнел. Переводчик, вообще, спрятался под стол. Второй НКВДшник потянулся было к кобуре, но начальник разведки аккуратно перехватил его руку. Он один знал, что в отношении майора по прозвищу Смерть это было бесполезно. Если он не блефует и у него есть нож, то в тесном пространстве землянки у них нет против него ни одного шанса. А нож у Перова был на самом деле и спрятан был за спиной.

– Попробуй взять живым хотя бы одного настоящего фрица. Только живым!

С этими словами майор вытащил нож и, одним движением разрезав верёвку на руках пленного, метнул его точно в синюю фуражку старлея, висевшую на гвоздике у окна. Затем, бросив в сторону немца фразу по-немецки: «у тебя есть шанс умереть достойно», быстро вышел из землянки. Он только и успел сложить руки за спиной да сказать конвойному, что его приказали отвести обратно, как раздались выстрелы. Перов усмехнулся: «Живым, конечно же, не получилось».

А дальше были дознание, допросы и суд. Ему повезло. Но, как говорят, везёт сильнейшим. Тогда, в землянке, он всё правильно просчитал, и это дало возможность получить не расстрел, а пятнадцать лет лагерей. Хотя за такое, как сказал один из НКВДшников, и расстрела мало! Но свидетелей инцидента хватало. А с учётом того, что представитель штаба армии и начальник разведки изначально были на стороне майора, то дело могло принять неприятный оборот. Ведь почему и как у Перова оказался нож, который старлей конфисковал у одного из его подчинённых, установить так и не удалось. Значит, вина за произошедшее могла повиснуть на старлее и коснуться всего начальства НКВД по возрастающей. А как получилось, что четверо вооружённых офицеров, двое из которых являлись доблестными представителями НКВД, не смогли повязать одного безоружного пленного немца, который мог ещё многое рассказать, было за гранью понимания. Вопросов было много, и все они были не в пользу представителей всесильного ведомства. Поэтому, дабы не выносить сор из избы, и было принято решение: заменить расстрел пятнадцатью годами лагерей.

От воспоминаний Перова оторвала пронизывающая тело прохлада. Он снова закрыл глаза. Сосредоточился и стал проделывать необходимые упражнения. Когда по телу вновь разлилось тепло, бывший майор мысленно вернулся уже к делам настоящим.

Надо было что-то решать. «Хозяин» – человек не глупый и подозревает его. Скоро, видимо, отдаст его на съедение этому садисту-капитану. Он, конечно, боль терпеть умеет, но здоровье и силы организма не вечны. А ему всё это было ой как необходимо! Да и тем более к побегу практически всё было готово. Вариантов не оставалось. Много полезного для выживания в тайге майор почерпнул из долгих бесед с эвенком по кличке Эвик, которого он защитил от уголовников, проигравших его жизнь в карты, за что тот был бесконечно благодарен ему. Правда, говоря о красотах тайги, он постоянно заводил разговоры про таёжные реки и сплав леса. Перов осознавал, что после его побега Эвика не один раз допросят с пристрастием. Жалко его было. Но была надежда, что, поняв его недалёкость и нулевую осведомлённость, от него отстанут. Хотя… Существовал капитан Степанов. А потому, когда Эвик всё выложит начистоту про их разговоры, надо было, чтобы у всех сложилось впечатление, что он будет сплавляться по одной из таёжных рек. Для этого же Перов завёл дружбу и с Толиком по кличке Морячок, который как раз в бытность жизни на воле работал на лесосплаве. Его он решил взять с собой. Во-первых, для исполнения его планов ему нужен был напарник. И, во-вторых, взяв его с собой, майор подтвердил бы версию о побеге по реке. Притом Морячок был единственным, кому он, не доверяясь до последнего момента о своих планах, мог сделать предложение бежать и быть уверенным, что тот не откажется. Толик был очень ревнив, за что и получил свой срок. Он отдал бы всё за то, чтобы увидеться с женой и убедиться, что она его ждёт. Морячок был крупнее Перова в габаритах и не отличался поворотливостью, но других вариантов не было.

Технически к побегу тоже всё было готово. Были запасены сухари на первое время, большой пакет махорки и немного молотого перца. Ему даже удалось стащить у уборщиков немного хлорки, а из котельной – жилетку, сделанную истопниками из старой фуфайки. Всё-таки на дворе был минус. Также были заготовлены две удавки из проволоки с деревянной ручкой и небольшой кусок нетолстой, но широкой доски, спички и выменянный за пару паек хлеба у одного зека, местного умельца, небольшой ножичек.

Наиболее подходящая смена для побега должна была дежурить в ночь со среды на четверг. Солдатам, караулившим на вышках, запрещено было спать и курить. Перов отследил, что именно в эту смену один из ребят, дежуривших на соседних вышках, располагавшихся между двумя рядами колючки, пристраивает ушанку на пулемёт и, пригнувшись, курит, пуская дым в бушлат. Второй в это время светит прожектором вдоль вышки так, чтобы со стороны караулки начальника не было видно, что на ней делается. Затем они менялись ролями. Проход через колючку майор решил делать у левой вышки. Там две нижние линии колючки немного провисли. Процедура самовольного курения длилась от пяти до шести минут. Этого было достаточно, чтобы, по замыслам Перова, преодолеть два ряда колючки. А дальше? Дальше – импровизация, правда, основанная на его навыках и знании местности, исходя из зафиксированной в натренированной памяти карты, висевшей на стене в кабинете начальника колонии.