Елена Кузнецова - Сон жизни как жизнь сна

Я поднимаюсь с камня, обнимаю мужчину и целую его в лоб.

– Спасибо за предложение.

– Только не надо этого: "Но я другому отдана…"

– Да. "И буду век ему верна".

Вдруг пропала легкость. Стало тяжело дышать. Каждое слово дается с трудом. Но я все-таки должна объяснить свой отказ, и потому шепчу непослушными губами:

– Без смерти – жизнь теряет смысл.

Жизнь ценна именно неизбежностью смерти.

Неотвратимость финала заставляет кровь быстрее течь, мысль – пронзать пространство и растягивать время, чтобы успеть сделать что-то и остаться в памяти. И еще. Это самое главное – найти такую ласку и нежность, за которые можно – в огонь и в воду.

А бессмертие – вожделение пустых, амбициозных и пресыщенных. Им нечего больше желать. Потому, перебрав все возможные цацки жизни, они неизбежно упираются в тупик под названием – бессмертие. Это идиотизм, по-моему.

– Глупо и нерасчетливо. Смотри, не пожалей.

Моя мечта на глазах стареет – обнажается лысина, лицо режут морщины, а тело становится прозрачным. Сначала сквозь него видны облака на небе. Потом остаются одни облака.

Разуваюсь, снимаю одежду и осторожно босыми ногами переступаю по камешкам. Вход в воду пологий и удобный. Не оглядываясь, отталкиваюсь от песчаного дна, и плыву.

У озера не видно берегов. Впереди – горизонт, где сходятся синяя вода и голубое небо.

Дорогой читатель, доброго времени суток!

Я начала свою книгу одним из моих самых любимых снов. Он прекрасен не только сам по себе, но и показателен совершенной реальностью моего отношения к жизни и ее ценностям. Когда записывала его, едва сдерживалась, чтобы не кричать от величия и мудрости ночного кино.

Эта книга – о снах, только она не имеет ничего общего с сонниками. В ней заключен многолетний опыт общения автора с собой. Не собираюсь рассказывать о мужании души и становлении характера, начиная от детских игр с товарищами по розыгрышам и продолжая взрослые игрища с судьбой.

Я хочу рассказать о жизни тайной, покрытой сумраком ночи и сладкими грезами. Жизни сна. Личный сон – главный герой моего повествования.

Мой собственный сон, с которым я стараюсь существовать в мире и взаимном уважении. Жизнь научила серьезно относиться к любым знакам судьбы. Не скажу, что пришла к этому понимаю сразу. Отнюдь. Но с возрастом все-таки приходится мудреть и пристально всматриваться в совпадения. Если это делать добросовестно, то станет понятно, что в жизни не бывает совпадений. Особенно случайных. Все закономерно. И все возвращается – и хорошее, и плохое. Только человек так устроен, что всегда стремится вперед.

В юности вообще не думаешь о прошлом. И это правильно. Когда придет время, прошлое само напомнит о себе. Впрочем, это ведь на самом деле великое знание, – в какой-то момент жизни замереть перед осознанием того, что только что прожитый миг безвозвратно канул в лету. Это колоссальный переворот сознания – понимание растворяющихся мгновений, как постоянное прощание с ускользающей жизнью. Сначала это так страшно, что хочется, как в детстве, спрятаться на материнской груди. Потом… потом заставляешь себя примириться и жить, стараясь не думать об уходящих секундах. Вероятно, это и называется взрослением. Не потеря детства, а опознание себя, как отдельной личности.

Со мной это произошло в 14 лет. Жизнь круто изменил один старый сборник пьес. В этом возрасте добровольно пьесы не читают, разве что выполняя школьную программу или оправдывая мечты о театральных подмостках. Ни первого, ни второго не было.

Просто поразило странное название: "Жизнь есть сон". История про двух близнецов, волей людей и обстоятельств, вынужденных прожить совершенно разные судьбы. Один – на троне, другой – в заточении, без людей и событий. А потом их внезапно поменяли местами. Чужая жизнь в чужом пространстве проявила в героях все самое лучшее и худшее. Старая истина осталась неизменной – судьба никогда не ошибается. Показав вариант возможного, она восстанавливает status quo. Оставшись в полном недоумении, герои вынуждены признать, что разницы между жизнью и сном нет, потому что понять, когда жили, а когда спали, они не могут.

Длинная и запутанная пьеса Кальдерона просто перевернула мое сознание и, как говаривала мать принца Гамлета – королева Гертруда – в другой пьесе другого автора, "повернула взор очами внутрь". С тех самых пор ночь превратилась для меня в восхитительный мир, где все возможно. В этом мире было легко за 8 часов прожить несколько совершенно непохожих друг на друга судеб. Совершить величественные поступки, побывать в самых отдаленных местах вселенной. Встретиться с любыми персонажами – подлинными или вымышленными.

Этот мир с его особой географией и течением времени стал для меня территорией такой же реальной, как пол, стены и потолок собственного дома. Сначала все было непонятно. Но детская привычка разобрать игрушку, чтобы посмотреть, как она устроена, сработала безотказно. Это была не физика, которой я решительно не понимала, и не литература или музыка, достойные по моему тогдашнему разумению любви безоглядной и преданной.

Сон был ни на что не похож. Его нельзя было остановить, заложить закладкой, чтобы не забыть, пересмотреть заново или подчинить каким-то правилам. У него были свои законы, и мне захотелось их постичь. Наверное, тогда это было одно из самых сильных желаний.

Так вполне сознательно я начала работать со сном. Вернее, придумывать собственные правила для того, чтобы научиться понимать свои сновидения. Мне хотелось, чтобы сон стал такой же реальностью, как прочитанная книга, вчерашнее выяснение отношений или необходимость по утрам чистить зубы. Со временем обозначились и контуры законов, которым подчинялся мой сон.

Необходимо уточнить одно обстоятельство. На этой дороге я оказалась в совершенном одиночестве. Первые же попытки поделиться робкими "сонными открытиями" натолкнулись на… скажем, непонимание. А, если учесть, что с раннего детства общение для меня было сознательным актом, я решила добровольно не "множить печали". От этого ли, или от иного, но скука никогда больше не посещает меня. Как можно скучать с таким верным и интересным товарищем, как ты сама?

Их было много – прожитых снов. Целая жизнь. Вернее, две жизни. Одна – наяву, другая – в иномире сна. Иногда это пугало, иногда восхищало. Но исподволь всегда было и есть стремление объединить две половинки в единое целое. Какое-то невообразимое пока мной состояние спрессованности событий. Там не важны ни день, ни ночь – только непрерывное одновременное существование дневного бодрствования и ночной расслабленности. Одно важно. Сегодня для меня безусловным является именно "проживание", а не "просмотр" сновидений.