Сергей Красов - Заочница

Начальник колонии поселения Василий Гончаров в своё время начинал карьеру рядовым опером одновременно с Васильковым. Он прекрасно знал, кто за ним стоит. Поэтому, Сергею была предоставлена полная свобода: хочешь – работай, хочешь – пей, хочешь – отсыпайся, где захочешь. Чем тот и воспользовался. На территории посёлка Ново-Быково он стал появляться всё реже. Жил спокойно в Росинке с семьёй, по улицам в дневное время не болтался, зато с наступлением темноты зависал у кого-нибудь из друзей собутыльников, которыми являлись добрая половина выпивающего населения посёлка. Здесь между пьянками его и догнало очередное звание.

Получив майора, Васильков отметил это дело затяжным запоем, выйдя из которого узнал, что папа Цезарев наконец-таки ушёл на пенсию. Но сменивший его бывший заместитель Молчунов по привычке трепетал перед бывшим боссом. По всей вероятности у Цезарева были очень плотные личные связи с руководством Управления, где его ценили за особо выдающие услуги, оказанные в своё время.

Даже во время телефонного разговора с главным росинским пенсионером подполковник Молчунов по привычке вставал по стойке смирно. Поэтому безбедная жизнь Серёги Василькова продолжалась.

Тарасов оглянулся ещё раз на удаляющуюся фигуру Василькова и с сожалением отметил для себя, как изменился его друг за последнее время. Куда девался тот весёлый, остроумный, стройный рубаха-парень из которого энергия била через край!? Этот усталый мужик с серым лицом и потухшими глазами, с трудом что-то соображающий, был уже совсем другим человеком. Во время последних случайных и редких встреч Тарасов видел его только таким.

«А сам то я чем лучше, – подумалось Тарасову, – когда нажрусь, то, поди, ещё страшнее смотрюсь».

Стряхнув с себя неприятные воспоминания, Сергей Тарасов ещё больше расправил плечи и ускорил шаг. На перекрёстке с улицей Школьной – главным росинским «проспектом», Тарасов, поворачивая направо, цепким взглядом машинально окинул улицу слева. Отметил вдалеке торопящегося человека в форме и при этом едва не столкнулся с бесконвойником.

– Так… стоять! Ты чё здесь трёшься, Смирнов? – Говоря это, Тарасов одной рукой держал зека за воротник, другой машинально и деловито ощупывал у него пояс и карманы.

– Так это… дежурный отправил за помощником Ворониным, говорит, что тот проспал, видимо, разбудить надо бы.

Тарасов оглянулся и узнал лейтенанта Воронина.

– Можешь не торопиться, он сам разбудился. Что нового?

– Андреич, тут такое дело, – понизив голос и оглянувшись – не слышит ли кто – скороговоркой зачастил Смирнов, – ночная разгрузка сегодня ночью должна грев забрать на хате у мужика тепловозника. У него четыре посылки лежат, накопились за месяц, точнее – две посылки и две передачи. А он, …то ли на больничном, то ли в отпуске. Никак завезти не может.

– Как зовут? Где живёт?

– От амбулатории за домом ветеринара, первый дом, квартира со стороны больницы, вторая дверь от улицы, зовут Володя.

– Разгрузка знает, что ты знаешь об этом?

– Не. Я в туалете сидел. Они рядом на улице договаривались. Какой-то полосатик подошёл к нашей хате, вызвал Витю из разгрузки на улицу и инструктировал. Этот полосатик видимо поддатый был, говорил громко, Витя его всё время одёргивал, – «тише-тише». Я так понял, что Витя из разгрузки и тот Володя тепловозник друг друга толком не знают, потому что Витя всё время уточнял, где живёт и как выглядит. Я побоялся выходить, сидел, жопу морозил, пока они не разошлись. Потом, не заходя в хату, смотался в столовую, булку хлеба принёс, что б оправдание иметь, где я был это время, если чё….

– Молодец, находчивый, – похвалил Тарасов и повернулся к запыхавшемуся Воронину, – за тобой гонца отправили.

– Да, блин,… проспал,… Андреич, – не снижая скорости и здороваясь на ходу, пробубнил Воронин.

– Чё, Вова, у стенки спал? – смеясь, крикнул ему вдогонку Тарасов.

– А.., что? Да не, жена тут не при чём. Вчера с покоса поздно добрались, мотор на лодке что-то забарахлил… – удаляясь вперёд вместе с бесконвойником, который рядом с ним перешёл на бег, объяснял Воронин, как бы репетируя оправдания для начальства.

Тарасов же, наоборот, сбросил скорость, обдумывая полученную информацию.

Личный интерес в оперативной работе.

«Грев» или «Подогрев» – это незаконная передача осуждённым со свободы продуктов питания, спиртного, наркотиков, предметов, запрещённых к использованию в ИТУ и т. п. Выявление и пресечение каналов таких поступлений является составной частью профилактики преступлений – одной из главных задач в работе оперчасти.

В каждой из изъятых таких посылочек всегда в обязательном порядке присутствовали если не спиртные напитки в чистом виде, то хотя бы главный компонент для их производства – дрожжи. Большая часть пьянок у зеков заканчивалась выяснением отношений, драками, телесными повреждениями, а то и убийством. Стоило только зекам немного расслабиться, сразу же наружу выплёскивались все негативные эмоции, что сдерживались до поры, злость и ненависть на всех и всё окружающее, на свою собачью жизнь в неволе.

Сколько раз за годы службы приходилось Тарасову, как и другим сотрудникам колонии, растаскивать драки пьяных зеков, доставлять их невменяемых в ШИЗО (1) , преодолевая отчаянное сопротивление, выслушивать угрозы и оскорбления в свой адрес. ( Здесь и далее примечания автора. ШИЗО – штрафной изолятор) . А потом получать взыскания от мудрого начальства и угрозы и оскорбления уже с другой стороны – сверху. «Допустили! Проворонили! Просрали! Чем вы там занимаетесь в своей оперчасти, только водку жрёте!!!» Это самое приличное из всего, что приходилось выслушивать в таких случаях от того же Цезарева. Особенно, если пьянка заканчивалась убийством. Но убийства, слава Богу, случались не часто, в среднем два – три раза в год. Такие случаи считались ЧП, проводилась тщательная проверка, иногда комиссии приезжали из далёкой Москвы, и доставалось всем. Больше всех, конечно, сотрудникам оперотдела.

Самое неприятное в получаемых взысканиях было то, что они тормозили присвоение очередного звания. А нести службу в такой дыре, да ещё и звания во время не получать, – это уже на грани издевательства

Поэтому в изъятии запрещённых передач у оперсостава была ещё и прямая личная заинтересованность.

Ещё один, так сказать, шкурный интерес принуждал оперов тщательнее относиться именно к этой части своей работы. По закону всё содержимое незаконной передачи подлежало уничтожению. Как именно – в законе умалчивается. А у какого нормального, иногда выпивающего русского мужика поднимется рука разбить бутылку водки или коньяка? «Разбить? Пол литра? Вдребезги?! Да я тебя!!!» – Эти слова Балбеса в бессмертной комедии не зря вызывали понимание у всего населения страны. Тут ещё надо учитывать один момент. Зеки, которые пытались получить незаконным путём что-то с воли, привлекались за это к дисциплинарному взысканию. Их вольные друзья и родственники за это же самое несли административную ответственность по ст.136 Административного Кодекса. Поэтому жалоб с обеих сторон, как правило, не поступало. Какой смысл устраивать разборки, т.е. самому признаваться в нарушении закона, если тебя за это накажут, а изъятое всё равно не вернут. Изъятое считалось законной добычей оперов. Не пролезло, ну и ладно, хотя и обидно конечно.