Исаак Ландауэр - Шизофрения. Том 2

– Послушай, судя по твоим рассказам, мы едем в сказочное Эльдорадо философствующей жизненной мудрости, где каждый второй алкаш – кладезь заветного знания. Учти, мне будет трудно смириться, если всё это окажется лишь плодом твоего разбушевавшегося воображения.

В ответ Сергей вдруг задумался и лишь спустя полминуты с видимым трудом выдавил из себя:

– Не переживай, скучно не будет. Вот, кстати, и приехали.

Дабы не беспокоить, возможно, мирно почивавших соседей, он позвонил на мобильный и попросил хозяина открыть автоматические ворота.

Их встреча с Андреем была обставлена прямо-таки романтическими декорациями. Он жил в сотне с лишним километров от суетной Москвы, на краю деревни, практически отдельно, разделённый дорогой с единственным соседом, остальные же три стороны участка наблюдали исключительно горизонт. Не нужно было быть художником, чтобы назвать это место живописным: никогда не знавший борозды луг заканчивался лесом, уходящим далеко за горизонт. Они приехали поздней осенью, и бескрайние просторы мёртвой природы добавили картине почти вселенскую возвышенную грусть, истинно русскую тоску, которая разлагает твоё естество, но в то же время дарит этот ни с чем не сравнимый восторг страдания, когда в пьяном экстазе хочется, а часто в прямом смысле воется, на одиноко висящую на ночном небосклоне луну, такую безжалостную, холодную и совершенно безразличную. В такие минуты с пугающей очевидностью осознаёшь своё одиночество, понимаешь, насколько ты никому в этом мире не дорог и не нужен, и, сдохни ты хоть сейчас же, это и на малейшую долю мгновения не прекратит унылой рутины существования. Скованный изморозью горизонт даже не навязывает тебе свою власть – ты настолько ничтожен, что сам охотно поддашься любой силе в бессмысленной надежде то ли прогнать, то ли продлить своё тоскливое одиночество, которое в этой холодной пустыне предсказуемо стало твоим единственным другом, любовником и собеседником. Кажется, что даже смерть не избавит тебя от ужаса уныния, и сдавленная на шее петля лишь превратит это мгновение в вечность, изрядно посмеявшись над незадачливым самоубийцей.

Дом был под стать окружающей действительности – маленький, одноэтажный, с мансардой, похожий больше на огромный скворечник, неизвестно зачем поставленный посреди голой почти земли. Они заехали на ровный квадрат импровизированной парковки, на которой резким диссонансом с окружающим стоял новёхонький джип, состряпанный японскими старшими братьями по разуму, и белый пыжик.

Дом был хотя и маленький, но внутри очень тёплый и уютный, обладавший полным функционалом московской квартиры до посудомоечной машины включительно. Хозяин был под стать внутреннему убранству – очевидно контрастировал с тем, что ожидаешь увидеть. Спокойный, улыбчивый, располагающий к себе, и даже веяло от него какой-то придурковатой наивностью, так что он даже не понимал, насколько неожиданно увидеть здесь гладко выбритого, молодого, по виду почти юношу да ещё – почему-то эта деталь особенно покоробила Михаила – с явно ухоженными руками. Он, городской житель, вдруг показался себе неотёсанным валенком рядом с этим только что не напомаженным деревенским изгнанником. Слишком трудно ему было найтись в этом чересчур приветливом антураже, и он явно растерянно улыбался всё время, пока они раздевались, пожимали друг другу руки, обменивались извечным «как доехали-нормально» и прямо-таки пожаловали к столу, на котором, – «Господи, за что мне всё это», – Михаил увидел самовар, и его измученное контрастами сознание тут же придало встрече характер официального визита в домик предводителя гномов. Он уцепился за эту спасительную нить и решил смотреть на окружающее как на чаепитие с кроликом из «Алисы в Стране чудес», и нельзя сказать, чтобы выбор был совсем уж неудачным. Андрей был невозмутим как скала, болтая о чём-то с Сергеем, разливал им из самовара чай, который на поверку оказался зелёным, и вообще всем своим видом и поведением демонстрировал, что нормальность и сумасшествие есть понятия субъективные, а раз они с Сержем в большинстве и замечательно общаются, то ненормальный здесь именно Михаил, который хлопает глазами и никак не может уловить нить разговора.

Неожиданно, именно неожиданно, как снег на голову, в комнату вошла девушка, и если бы сюда влетела на оленях сама Белоснежка, Михаил удивился бы меньше. «Катя», – представилась она коротко, а Андрей представил своих гостей. Она явно собиралась уже уходить, поэтому хозяин дома, извинившись, пошёл провожать её, как нетрудно было догадаться, до белой машины, и на пару минут гости остались одни, что было очень кстати, потому что Михаил начинал терять ощущение реальности.

– Это кто? – спросил он Сергея, чтобы начать разговор.

– Я бы так же, как и ты, хотел, чтобы это была проститутка, – смеясь, ответил Сергей и громко отхлебнул зелёного чая.

Действительно, даже сдав своё сердце внаём, Михаил не мог не отметить, что девушка была мало того что очень красива, она снова повторила изрядно приевшийся уже трюк этого дома: стильно, подчёркнуто сексуально и явно недёшево одетая, на каблуках, она в очереди в Макдоналдс смотрелась бы более естественно, чем в этой избе. Окно выходило на парковку, и было видно, как Андрей наскоро поцеловал девушку, что-то сказал ей со слегка извиняющимся видом и, включив ворота, пошёл назад в дом. Ко всем переживаниям Михаила не хватало только сознания, что хозяин выпроводил эту красотку ради удовольствия общения с ними – роскошь, которую он сам бы себе вряд ли позволил.

Женщинам свойственно обращать особенное внимание и видеть массу, в том числе, скрытых и даже никогда не существовавших достоинств именно в несвободных мужчинах, так как их примитивная в этом случае логика не находит иного оправдания наличия у обычного, в общем-то, мужика, приятной спутницы, но в данном случае это, похоже, было именно так. Михаилу ничего не оставалось, как по-женски присмотреться по-новому к этому лесному брату, к которому не ленятся ездить – болезненное воображение уже умножило число поклонниц – столь красивые девушки. Второе чудесное свойство женской логики состоит в том, что она всегда приведёт любое рассуждение к тому, во что изначально женщине больше всего хотелось бы поверить, неоспоримо доказывая безальтернативность своих выводов.

Так вышло и у Михаила, который теперь отметил у вошедшего Андрея рост повыше среднего, пытливый взгляд умных зелёных глаз, аристократическую худобу и какое-то изящество, с которым он делал что бы то ни было, пусть даже присел к столу и налил себе чай. Он сделал изрядный глоток, поёрзал на стуле, выбирая более удобную позу, и, только что не откашлявшись, начал тоном взрослого, рассказывающего детскую сказку двум упорно отказывающимся уснуть карапузам. Немного покровительственно, немного уже раздражительно, но в целом любя: