Vysheslav Filevsky - Дурачок, или Эротический сон в августовскую ночь

– Как раз у меня, – радостно прожужжала одна из пчёлок и ринулась прямо ко мне, снимая по дороге очки.

Я закрыл глаза, испугавшись насилия. Но пчёлка только ловко надела очки на меня и отпрянула. Она подкатила кресло и уселась бочком, наложив лапку на лапку… Смотрелось и в самом деле смотрелась аппетитно, а «пчелиный» запах легонько приятно кружил голову… Дурман почему-то всегда приятен … Впрочем, я тогда не понимал, что дело было в очках, которые на меня напялили.

Прямо передо мной на стене висела картина, показавшаяся знакомой: луг, за ним горы, солнце, а на лугу, головой ко мне – молодая особа на траве с залуплённым платьем и раскоряченными ногами… «Где-то я её видел, где-то я её видел… Ах да: у нас в клинике. Но там она совершенно уместно смотрелась у кабинета уролога, а здесь – зачем?!» – Я не на шутку озадачился.

Ошалело переведши взгляд на пчёлок, обнаружил, что все они ниже пояса почему-то в купальных костюмах. Да и верх был несколько прозрачным, я бы сказал.

У нас есть один толсторожий телеведущий, Фаусту. Он бойко мелет чепуху с серьёзным видом, а сзади весёлая женская компания дёргается в таких-же, как у пчёлок, одеждах. Я, как вижу всё это, кричу им в телевизор:

– Штаны наденьте, дуры! Чего залупились-то, твари бесстыжие! —

…Ну, здешним пчёлкам я, понятно, не стал говорить ничего. «Беспорточность безусловно способствует одурачиванию нуждающихся в услугах, – не мог не подумать. – Всё ясно: грядёт развод».

Умеренная оголённость воровок у вменяемого мужчины не может не вызвать соответствующего желания и тем самым внести замешательство в сознание… Вот в таком ущербном состоянии я и подписал неизвестно что. – «Девочки грамотно работают», – не мог не одобрить я пчёлок, даже в одурманенном состоянии.

– Всё в порядке, – прожужжала одна из них столь плотоядно, что мне захотелось расстегнуть штаны.

– А? – ответил я и мелко затряс головой.

– Да вы не волнуйтесь, – понимающе пропела пчёлка, – дело житейское.

Её товарка подкатила столик. А другая уже ставила на него кофе. Тоже бочком, попочку оттопырив.

«И куда что девается, – думал я, вздыхая. – Где холодность, где хамство», – ощущать которые я так привык на Родине…

– Сахарозаменитель или мёд? – томно прозудела кофейница.

– Мёд, – хрипло прошептал я. —

Он тут же появился. Я с ужасом вспомнил оптимизацию, в смысле, что во всех предлагаемых мне яствах безусловно содержится отрава Кадерусселя, если чего не хуже. Но отступать было поздно. «Ладно, – думаю, – от одной чашечки ничего не случится».

– Очки вам помешают пить, – жужжала между тем первая пчёлка. —

Она присела на ручку кресла и стала, пристально глядя в глаза, медленно снимать с меня очки, будто отрешая риз…

«Х.й с ним», – подумал я и перестал вообще понимать что бы то ни было.

…Очнулся уже в потёмках… Лицом дышал в траву. По щеке и, видимо, в волосах ползали муравьи. Приподнялся на локтях…

Я был в одном из скверов нашей замечательно зелёной столицы, за кустом… Кто-то явно позаботился о моём покое. В штанах побаливало, будто меня изнасиловали. Пошарил глазами папку. Её не было.

«Сссуки, – начал догадываться я и усмехнулся: там были одни копии». А кроме того, зная об отечественном бандитизме с жильём, в Управлении недвижимости я в своё время отметил в документах: «Запрещается производить какие-либо действия без личного присутствия владельца». Паспорт с регистрации толстый комнатосдатчик мне ещё не вернул. Временную бумагу для проезда я тоже не брал, потому что улей коварных пчёлок располагался недалеко от дома. Поэтому я спокойно привёл в порядок одежду, и, вычесывая муравьёв, беззвучно смеялся, вспомнив то ли весёлое, то ли очень печальное…

В начале либеральных преобразований, когда ушлые сограждане создавали первоначальный капитал, грабя народ, еду в троллейбусе. – Это перед эмиграцией.

– Я хочу ходить в театр, – вопила какая-то старая тётенька. – Я хочу пить коктейль, а у меня нет денег!.. Отдайте мои деньги! —

«Ну не дура ли? – думал я. – Сама ж проголосовала за своё ограбление… – Идиотка…» – А на соседней лавке сидел, наклонив голову, бездомный и вычёсывал на пол троллейбуса вшей… Муравьи, которые падали из моей полулысой головы, были куда менее упитанными, и не кусались…

В голове почти приятно пошумливало. Я шёл домой и не без удовольствия вспоминал жужжащую попочку, голую ляжку от пояса и раздевание очков… Ляжка напоминала очищенную и ещё не пожаренную ножку какой-то птицы или зверька. «На сковородку бы её…» —

Я проглотил слюни и решил, что всё было справедливо: «Удовольствие испытал – да. А за удовольствия нужно платить»… Удовольствие же теперь представлялось гаденьким и каким-то липким…

Накрапывал дождик. Но я не торопился. Чувствовал себя прекрасно. Потому что представлял облом пчёлок в Управлении, куда они поутру наверняка прилетят с поддельной доверенностью на продажу моей квартиры… «Ха-ха-ха-ха-ха!»…

Довольно близко прогремел гром: «Быть грозе. – Прекрасно: будет питьевая вода», – порадовался было я, но тут же и омрачился: «А что, если Кадеруссель и в облака оптимизацию с самолётов впрыскивает? Ведь у людей, пришедших нынче к власти в разных странах мира, очень острый и ядовитый ум, заточенный на личное обогащение и, как они выражаются, оптимизацию сограждан.» – Я даже не улыбнулся этому глупому предположению, ибо в наше время может быть всё: и чего нет, и то, что и в самом страшном сне не приснится, – во время то ли крушения мира, то ли преддверия глубоких духовных перемен.

В интересное время мы живём, не правда ли? Захотелось найти ромашку и поиграть, отрывая лепесточки: выживем – не выживем, развалится Земля – не развалится… – Поиграть и посмеяться.

Спал без просыпу – глубоко. И не поднимался по малой нужде, потому что, как не было залито в желудок, так и спускать было нечего. А несколько глотков вчерашней отравы у пчёлок мой мочевой пузырь выдержал, не ойкнув.

Распахнул балкон… Обдало свежестью. И… Я очумело захлопнул зевающий рот: поддон был до краёв наполнен дождевой водой! – «Ура-а-а-а!» – Жажда ударила в голову, как моча… Задрожал – и припал по-собачьи. Ещё бы – третий день без питья!..

О-о-о, я вожделенно лакал, с удовольствием ощущая себя животным… Какая чашка? – Не до неё… Вначале будто вдыхал воду, погружаясь в поддон до глаз и плюща нос. Затем глотки становились реже и мельче… Нос вытащил… И, наконец, я только мычал и ласкал воду губами, как жену… – Да, вы знаете, я до сих пор так поступаю. – А потом, всё ещё стоя на четвереньках, приподнялся и, вывернув голову к небу, бессловно, всем нахлебавшимся нутром благодарил великое Непостижимое, которое обыватели называют богом. «А ведь животные наверняка поступают и чувствуют именно так!» – понял я.