Vysheslav Filevsky - Дурачок, или Эротический сон в августовскую ночь

На небе не было ни облачка. Непостижимое, как ему и пристало, бесстрастно наблюдало за творящимся на Земле, оставаясь невидимым. Торжественно, гимнически, хотя и беззвучно, поднималось солнце. И я с глубочайшей благодарностью продолжил возносить хвалу Всевышнему за жизненно необходимое удовлетворение до тех пор, пока в трусы не закапало… Тут я прервал свою полусобачью молитву и устремился в туалет.

Стульчак был опущен. «Бедняга, – подумал я, – одна сегодня». Поднял его и блаженно выплеснул почти прозрачную жидкость. На душе стало по особенному легкомысленно. Настолько, что я не испытал никаких чувств, обнаружив в моей постели деваху. Она смотрела на меня так ласково и спокойно, что я почувствовал себя дома и, не рассуждая, засунулся под одеяло. Деваха была совсем другой, чем накануне. « Настоящая женщина – духовный хамелеон, – подумал я, – тонкий психолог». А деваха медленно, но решительно снимала с меня ногой трусы. Будучи сильно расслабленным, я не сопротивлялся.

– Что ты задумала? – только и спросил.

– Молчи, дурачок, – грудным шёпотом промолвила деваха.

Её губы оказались горячими, хотя и не такими полными, как хотелось бы. Но они всё равно обняли меня так, что я почувствовал себя внутри девахи, как в лоне. А её руки уже искусно работали с моими мужскими принадлежностями. Когда же она приготовила их, то вдохновенно откинув одеяло и скоро сгруппировавшись, направила на меня два полушария. На левом был небольшой прыщик, но это не важно.

– В ж. пу, – томно но настойчиво попросила деваха. – Плюнь только сначала. —

И тут я вспомнил кепку на вокзале, плюнувшую в меня плевелами. А также то, что попкино баловство в два-три раза дороже обычного… Понятно, я был по-пенсионерски экономным. Прибор от мыслей о денежных единицах размяк и уподобился жёваной морковке. Я нежно поцеловал восточное и западное полушария.., западное, понятно, даже два раза. И с удивлением понял, что прыщик точно находится на месте моего городка в Америке.

От попки пахло совсем не г. вном, как можно было бы предположить, а чем-то волнующим, уносящим в заоблачные дали.

– Так ты анальная, что ли?

– Угу, давай, – нутряно прогудела деваха. —

Я выкарабкался из-под неё и начал натягивать брюки.

– Извини, опал.

– Ччччё? – змеино прошипела деваха и повернулась ко мне бешеной собакой.

– Мне не семнадцать лет, ты же видишь, – подтвердил я отсутствие намерения, свистнув молнией ширинки.

– Идио-от! – зарычала деваха, вскочила и кинулась на меня со своими чёрными когтями. —

«Пиз. ец!» – понял я. Однако между нами оказался стул. Я поднял его. Деваха обломала ноготь, сразу сникла, зауйкала и, ругаясь матом, выбежала.

Погода стояла ясная. Посмотрел прогноз: четыре дня вёдра. И удивился простой мысли, пришедшей в голову только сейчас: можно ж брать воду из родника!

В компьютере оказалась интерактивная карта родников этой области. Их оказалось около восьмисот! И некоторые совсем близко к городской черте. «Хрен нас оптимизируешь!» – воскликнул я в душе своей и горячо возблагодарил великое Непостижимое. А затем, отыскав на помойке пятилитровую бутыль с пластмассовой ручкой, отправился к роднику.

В подземке было непривычно свободно… Задумался… И вдруг с большой тревогой понял разительное отличие путешественников от ездоков времени моего бытия на Родине: ровесники почти не встречались. Тогда как раньше именно они в основном и наполняли подземку…

«Дела… Но что же их заставляет сидеть дома, когда проезд пенсионеров по-прежнему бесплатный?» – Эта мысль паразитом вбуравилась в мозг и, доползши до середины его, расправилась и засмеялась: «Да их же оптимизировали!» И тут же в сознании возникло лицо девахи: «Дурачо-ок!» Лицо то хохотало, то, превращаясь в собачью морду, рычало. Даже слюна капала… Как можно верить женщинам?..

Мысль же об оптимизации походила на коричневую сороконожку. Я быстро раздавил её с помощью молитвы Присносущему. Над чёрными же когтями девахи и лицом её молитвенно пришлось поработать подробнее. Я даже чуть не пропустил нужную станцию…

Итак, приехав продать квартиру, я оказался в глубоко враждебной стране, общество которой страстно желает меня убить – оптимизировать то есть, и вступать со мной в интимные отношения в сомнительных целях…

Родина, … – и я добавил к этому святому понятию неприличное слово. Но, почувствовав что-то не то, молитвенно стёр его в сознании. « Родина святá всегда , – сказал я сам себе в душе моей. – Она убивает? – Значит, такова воля Закона Воздаяния … Умереть по воле Родины или уклониться?.. Великое Непостижимое, прости меня! – взмолился я. – Виновен, ничтожен. Но я горячо люблю тебя. И поэтому, сколь хватит сил, буду уклоняться, хотя тебе, как видится, угодна моя телесная смерть». – Тут слёзы полились из глаз моих. Я непроизвольно замедлил ход. Меня стали толкать и еле слышно обругивать.

– Не бойся, дед, – на ходу бросил какой-то зубоскал, – это быстро. Рррраз – и дымок пошёл. Ха-ха-ха-ха…

– Пора, по всему видать, – подтвердила его соображение молодая женщина с ребёнком. —

Я понял, о чём они, пришёл в себя и, вытирая слёзы, поспешил на автобус.

Спешить оказалось не нужно. Потому что, в отличие от подземки, здесь была внушительная очередь. Люди толпились несколько иные – попроще, а некоторые женщины и вовсе, как встарь, в платочках. Но опять же старух среди ожидающих не было…

Удалось сесть только на третий автобус. Но природой полюбоваться почти не пришлось. Ибо едва начался бор, как записанный на плёнку женский голос ласково сказал:

– Со-осенки. —

И почти весь автобус дружно вывалил вон. Каждый человек нёс чем-то наполненный тёмный пластиковый пакет… Ко мне тут же подошла пожилая женщина:

– Вы бы прикрыли бутыль, что ли. А то не довезёте.

– Как так?

– А так, – наставительно закончила женщина. – Заподозрят в уклонении – и сегодня же оптимизируют без суда и следствия. – И она быстро отошла от меня, как от прокажённого.

Я понял, что она права. Спрятал бутыль в кустах и пошёл пешком назад в город. Пакет нашёл в первом же мусорном баке, и вытряхнул его содержимое.

…Вернувшись в «Сосенки» и войдя в бор, невольно прикрыл глаза и стал глубоко дышать, аж слёзы навернулись. Сердце наполнилось отрадой и охотно любило всё видимое и невидимое… Даже волоски Кадерусселя. Шёл и пел про себя:

Стоит наш лес могучий,

Как богатырь живой,

Надвигул шапку тучей

И шелестит листвой 1…

Продолжать, однако, на стал, потому что в песне говорилось про лиственный лес… А у нас, кстати, сосен нет, пинии только. Они, да, похожи, только иголки в три раза длиннее. И то на сопках растут. А тут родное – «Со-осенки!»…