Сергий Чернец - Собрание сочинений. Том восьмой

«Если бы грешить было так страшно, – говорят они, – то уж наверное священники наши вели бы самую праведною жизнью, а между тем и они грешат, да еще как!».

Так, ссылаясь на дурные примеры, люди становятся похожими на обезьян, которые умеют лишь подражать, не отличая зло от добра.

Этих капюшонников-монахов я тоже знаю отлично. Все они бесстыжие обманщики! Вечно что-то гнусаво бормочут, будто молятся богу. Только глаза людям отводят! Льнут к богатым и знатным, поддакивают им во всем и напрашиваются в гости. Позовешь одного – с ним придет второй, а назавтра еще трое-четверо новых.

Ну, я вся божественная роль при папе римском: все эти легаты, прелаты, аббаты и управляющие… У них на уме одно: отдай мне твое, а моего не касайся!..»

Вот оно – откровение великого поэта о своем времени. И если наложить его на нашу современность – он всё сказал правильно. Всё у нас делается точно также. Можно провести ассоциации на нашу действительность и это будет плюс критикам власти. А потому и пишутся сказки – в образах животных представлены все действительные люди.

В Древней Греции были распространены сборники басен, приписываемых Эзопу. Под именем эзоповских они и вошли в мировую литературу. Позднее их перевели на латинский язык. В средневековой Европе эзоповские басни усердно переписывались и их хорошо знали. В 12-ом и 13-ом века были временем подъема средневековых городов. Горожане вели неустанную борьбу с феодалами за свои права и вольности. В литературных произведениях, созданных в городах Западной Европы, осмеивались грубость и глупость рыцарей, лицемерие и жадность монахов и церковников. Разоблачались хищники и притеснители трудового народа.

Народные сказки и древние басни, вращаясь в городской среде, были дополнены сатирическими рассказами и повестями о забавных и поучительных происшествиях из окружающей жизни. Так сложился животный эпос средневековья – «Роман и Лисе», который состоял из 27 частей, или, как тогда говорили, ветвей.

Великий поэт Гёте написал свою версию о том Лисе. И назвал её – «Рейнеке-лис». Поэма эта переводилась на русский язык, но воспринималась она трудно. А дело вот в чем. Поэма написана стихотворным размером – гекзаметром, тем самым, каким написаны «Илиада» и «Одиссея» Гомера и другие произведения древних.

Современные поэты редко пользуются этим размером, а наша молодежь, кроме тех, кто специально интересуется поэзией, гекзаметрические тексты читает с некоторым затруднением. Затруднение это вызывается тем, что строка гекзаметра, состоящая в основе своей из шести равномерных отрезков (стоп), по три слога в каждой стопе и с ударением на первом из трех слогов, очень часто усекается, теряя один или несколько слогов, и это как бы нарушает плавное течение стиха.

«Рейнеке-лис» вышел в свет в 1794 году. С этого времени началась новая жизнь поэмы о лисе. Старый «Роман о Лисе» мало кто уже читал, а поэма Гёте стала известна во всем мире.

«Рейнеке-лис» – сатира на феодальное общество. Поэма обличает произвол правителей, господство грубой силы, продажность и лицемерие духовенства, жадность и жестокость феодальных господ. Не представляет труда обнаружить за масками животных реальные фигуры и установить их место на феодальной лестнице.

Всё что написал Гёте так актуально для нашего времени, кажется, что Великий поэт знал наше время или мы опустились в глубокое прошлое. Стали жить также плохо, как жили в те времена. И у нас, у нашего общества, те же пороки, которые вскрыл Великий Гёте.

Сказка имеет свои законы. Звери наделены в ней чертами людей, но они сохраняют и свои естественные свойства. Они попадают в капканы, спасаются бегством от гончих, боятся людей и т. п. Не надо требовать от сказки строгого соответствия отношениям в обществе между людьми. Главное, – она верно передает характер отношений.

В поэме-сказке Гёте – баран действительно выступает сначала в роли придворного священника, и отождествление попа с бараном позволяет показать его тупость. И показана изворотливость около церковных людей, церковнослужителей. Интересна сцена исповеди лиса барсуку Гримбарту, а именно то, как он «на ходу» придумал обряд:

«Барсук Гримбарт знал толк в церковных делах. Сорвав по пути прутик, он передал его лису и сказал:

– Этим прутиком, дядя, трижды похлещите себя по спине, потом положите прутик на землю, трижды перепрыгните через него и благоговейно трижды его поцелуйте. Тогда я отпущу вам все ваши грехи и во имя господа бога прощу вам всё, что вы совершили. Но свое исправление, дядя, вам нужно доказать добрыми делами. Ходите в церковь (покупайте свечи), усердно молитесь, соблюдайте постные дни, раздавайте щедро милостыню…».

Как это похоже на возникшие в те времена обряды, сохранившиеся до наших времен: Икона, нарисованная монахами – выносится к верующим, и они должны проползти под ней, поцеловать крест, конечно перекрестившись. Ну не ужас ли, что надо на коленках доползти до могилы святого и Бог, вдруг, за это простит вам грехи!

Разве сказано где-либо в писании – чтобы верующие Богу ползали на коленях? Кто сказал – что, поцеловав трижды икону (тот самый прутик, доску) грехи ваши отпустятся!?

Вот так, во многом сатирически показал всё несоответствие жизни общества и церкви Великий Гёте! Надо знать классику, тем более что это никуда не делось – мы спешно деградируем и возвращаемся в те самые времена, когда глупость была в чести!!!

Читайте и перечитывайте классику, как говорит Игорь Волгин, ведущий передачи о литературе «Игра в бисер» на телеканале Культура.

Вот как было во времена более ста лет назад:

Повез сын своего отца больного алкоголизмом на квартиру к «бабенции», как он выразился.

«– Боренька, – сказал он (отец) заискивающим тоном, – если моя бабенция начнет говорить тебе что-нибудь такое, то ты не обращай внимания и… и обойдись с ней, знаешь, этак, поприветливей. Она у меня невежественна и дерзка, но все-таки хорошая баба. У нее в груди бьется доброе, горячее сердце!

Длинный двор кончился, и Борис вошел в темные сени. Заскрипела дверь на блоке, пахнуло кухней и самоварным дымом, послышались резкие голоса. Проходя из сеней через кухню, Борис видел только темный дым, веревку с развешанным бельем и самоварную трубу, сквозь щели которой сыпались золотые искры.

– А вот и моя келья, – сказал старик, нагибаясь и входя в маленькую комнату с низким потолком и с атмосферой невыносимо душной от соседства с кухней.

Здесь за столом сидели какие-то три бабы и угощались. Увидев гостя, они переглянулись и перестали есть.