Владимир Гурвич - Большое жюри

– Давайте по бокалу, – уступил Ланин.

Это почему-то обрадовало Лесного, он с удовольствием разлил коньяк.

– Не знаю, как для вас, а для меня хороший коньяк в жизни многое значит, – сообщил критик.

– Виктор Александрович, мы будем весь вечер говорить про коньяк.

– Думаете, про фестиваль интересней, – усмехнулся Лесной. – Вы наивный человек, Всеволод Леонидович. Впрочем, режиссеру надо сохранять определенную долю наивности. Иначе он ничего путного не сотворит.

Ланин почувствовал раздражение. Не для того он проехал пол Москвы, чтобы слушать подобные сентенции. Возможно, в другой ситуации он бы оценил эту мысль. Но не сейчас.

– Объясните, почему вы дали такой совет? – спросил Ланин.

Лесной поставил на стол недопитый бокал.

– Вижу, вы настроены серьезно. Ну, хорошо, давайте так и поговорим. Только сразу предупреждаю, скажу вам не все. Не потому, что хочу что-то скрыть, а потому что не имею право. Да и нужно ли всегда знать все? Вы никогда не задумывались над этим вопросом?

– Никогда. Но мне кажется, что знать лучше все.

– Это только кажется. Ладно, вас интересует совсем другое. Некоторое время назад ко мне обратились с просьбой порекомендовать кого-то на место председателя жюри.

– Вам объяснили, почему?

– Примерно так же, как и вам.

– Откуда вам известно, что сказали мне?

– У этих людей слишком мало воображения, чтобы всякий раз придумывать новый вариант. К тому же он близок к правде. Хотя, сомневаюсь, что это вся правда.

– То есть, тот вариант, что сообщили нам, на самом деле, далек от действительности.

– Вовсе нет, – пожал плечами Лесной. – Вы плохо меня слушаете.

– Простите, коли так, просто я поглощен своими мыслями. А вы выражаетесь сознательно неясно. В отличие от своих статей, где все разложено по полочкам.

– Тогда что вы хотите знать, Всеволод Леонидович?

– Почему вы порекомендовали меня? Столько других достойных лиц. Разве не так?

Лесной вдруг сделался серьезным.

– Вы правы, достойные есть. Правда, их, мягко говоря, маловато, можно по пальцам сосчитать. Я перебирал в памяти всех, кого было можно. И решил, что вы подходите лучше других.

– Я благодарен вам за это, но я по-прежнему мало что понимаю.

– Жаль, я надеялся, что вы поймете без моих объяснений. Но коли нет, придется пояснить.

– Сделайте одолжение, Виктор Александрович, – насмешливо произнес Ланин.

Но Лесной, казалось, не обратил внимания на его тон.

– Вы помните, что я организовал этот кинофестиваль. И довольно долго руководил его организационным комитетом.

– Как я могу такое не помнить.

– Вы хотите меня спросить, чего я хотел, что добивался?

– Вы предвосхитили мой вопрос.

– Мне хотелось остановить сползание нашего кинематографа в пустоту. А это такая консистенция, из которой уже не выбраться. Скажите, что это чистой воды идеализм. И будете правы. Но разве идеализм не является обратной стороной цинизма. Мы же сегодня все циники, чем и гордимся. Но в глубине души понимаем, насколько все это ужасно.

– Но впервые годы так все и было, это был хороший фестиваль. Я гордился, когда мой фильм первый раз попал в конкурсную программу. И даже был отмечен поощрительным призом.

– Я помню тот фильм, честно говоря, очень посредственный.

Ланин почувствовал сильное раздражение. Он считал эту картину одной из своих творческих удач. И ему казалось, что и Лесной был солидарен с ним. А оказывается, все не так.

– Почему же я тогда был награжден?

– А потому что все другое было еще хуже, – пожал плечами Лесной. – В тот год на фестиваль привезли плохие фильмы.

Ланину вдруг захотелось немедленно покинуть эту квартиру. Он бы так и сделал, но его остановил пристальный взгляд ее хозяина. Кажется, он догадывался об этих его намерениях.

– Ладно, пусть так, – произнес Ланин. – По крайней мере, мне теперь известно ваше истинное отношение к этому фильму. Но сейчас у нас речь о другом. Почему вы не продолжили сами руководить фестивалем?

– Я собирался это делать, но меня оттеснили. У меня нет желания излагать все детали этой истории, мне до сих пор они неприятны. Если же коротко: власть захотела поменять направление кинофестиваля. И принудила меня уйти, а руководить оргкомитетом стал Шулятьев. Помимо других причин, он очень любит этим заниматься. Вот и отправил меня в почетную ссылку в жюри.

Ланин несколько секунд молчал, раздумывая об услышанном.

– Но вы так и не объяснили, почему выбрали меня?

– Я проанализировал все кандидатуры и решил, что вы подходите лучше других.

– Но вы же считаете меня плохим режиссером.

– Кто вам такое сказал?

– Несколько минут назад вы негативно отозвались о моем фильме. А я, между прочим, считаю его одним из своих лучших картин. К тому же на все мои работы вы пишите отрицательные рецензии.

– А какой смысл писать положительные рецензии? – спросил Лесной.

– Как какой? – удивился Ланин. – Но нельзя же все чернить. Есть же что-то и хорошее в кино.

– Жаль, то вы так ничего и не поняли, – протянул Лесной. Его рука потянулась за бокалом, в котором плескался коньяк. – Если я напишу положительный отзыв, то девяносто процентов из ста, что следующий фильм вы сделаете намного хуже. Позитивная оценка расслабляет, а негативная заставляет мобилизовать свои ресурсы. Я много раз убеждался в правильности такого подхода.

– А то, что режиссер после такого разноса месяцами не может прийти в себя, это как?

– Такая уж профессия, либо ты отдаешь всего себя, либо делаешь лабуду. Дорогой, Всеволод Леонидович, в искусстве, как на войне, нет места для жалости, снисхождения и пощады. Сами пошли в эту профессию, никто вас силком не тащил.

– А я всегда думал, что режиссеру, сценаристу, артисту и даже костюмеру, как воздух, нужен успех. Без него творческая сила угасает.

– Ну, если она так легко угасает, чего о ней жалеть. Успех нужен слабым, а сильным – новые задачи и рубежи.

– Значит, по вашей классификации я слабый.

Лесной задумчиво посмотрел на Ланина и пригубил коньяк.

– Напрасно вы не пьете, – сказал он.

– Еще выпью, надеюсь, сегодня не последний день жизни.

– А вот сие никто не ведает, понятно, кроме Бога. Но от этого нам мало пользы, Он же молчит, как партизан, ни с чем с нами не делится.

– Скажите, почему вы выбрали меня и закончим наш разговор? Я от него малость притомился.

– Мы же об этом и говорим. Я считаю вас талантливым режиссером и честным человеком. Сочетание почти не встречающееся в жизни. Поэтому я надеюсь, что возглавив жюри, вы поможете получить награду лучшему фильму. Вот, собственно, и все.

– Так просто?

Лесной несколько мгновений смотрел на Ланина, затем внезапно расхохотался.