Виталий Денисов - Путешествие кота Бони, или за веткой сирени

Кошка была крупная. Она многое видела на своем веку. Знала и о коротком материнском веке. Двоих ее котят уже забрали, потому у нее вызывало опасение появление на Василисином дворе незнакомого мужчины. Он был высокий и держал в руках кошелку плетеную из лозы, в какой вчера увезли ее сыночка. От кошки не укрылась усталость в его лице и затаенная боль в глазах. Он был еще не стар, но на его высокий лоб уже спадала густая седая прядь.

Василиса пригласила его в дом.

Кощка видела как по другую стороны ограды на ветку села сорока и тут же застрекотала. Месяц назад она украла ее месячную дочку. Кошка до сих пор не могла спокойно слышать ее раздражающий стрекот. Теперь она зорко наблюдала и за небом и всем, что происходило на подворье, ни на миг, не упуская из виду котят, которые малочисленной чередою семенили к куриному выводку. Кошке захотелось настичь их и увести за собою в укромное место, что было под дощатым крыльцом. Но котята с разгону влетели в цыплячью стайку, и те солнечными зайчиками рассыпались в стороны.

Наседка грозно подскочила к котятам, но, признав в них своих по подворью, сконфужено взглянула в сторону кошки и, опустив чубастую голову к земле, громко закудахтала, созывая своих птенцов и разгребая для них мощными лапами место под собою.

Беспрерывно цверинькая, цыплята обступили котят и пытались клювиками дотянуться до их мордочек, касались лапок, дергали за хвостики.

Кошка, опустив книзу хвост, свидетельствуя свое миролюбие, степенно подошла к наседке, которая была похожа на строгую купчиху.

В ответ наседка склонила набок свою чубастую голову, и, заприметив в своей стайке желторотиков и разыгравшегося шалунишку, пытающегося больно клюнуть белогрудого котенка в глаз, тут же оказалась в средине играющих малышей, проворно уводя крылом в сторону возбужденного птенца.

Кошка, видя ее справедливый подход на игровом поле, коснулась своим гибким полосатым телом пестрого бока хохлатки и позволила птенцам поклевать у своих лап.

Котята были поболее цыплят, но их было меньше в количестве. Каждому цыпленку, похожему на пушистый комочек на тонких красных лапках, хотелось поиграть с ними. И, если спереди у мордочки котенка место было занято, другие подступали к их рыжим тельцам сбоку и щекотали клювиками, третьи тянули котят за хвостики.

Котята, включаясь в игру, переворачивались на спинки, подставляя попискивающим цыплятам животики и пушистые хвостики.

На Белогрудке сидело сразу несколько желторотиков. Лежа на спине, он шевелил лапками и хвостиком, за которым несколько цыплят гонялись, сталкиваясь один с другим. Один желтенький пухнастик находился у самой мордочки Белогрудки. Он поворачивал головку и глазками-маковками попеременно смотрел на млеющего котенка, забывшего обо всем на свете, кроме игры.

Неожиданно Белогрудка захватил зазевавшегося птенца лапками и перекатился с ним со спинки на животик.

Цыпленок пронзительно запищал, трепыхая малюсенькими крылышками, и задергал в воздухе тонюсенькими лапками, так как Белогрудка стал на задние лапки, удерживал птенца на весу.

Кошка-мать внимательно следила за игрою котенка, готовая в любой момент в прыжке подправить возможную неловкость своего дитяти с пуховичком-цыпленком.

Со стороны, казалось, что все было хорошо, но появление мужчины и его долгое нахождение в доме Василисы все более настораживало кошку. Что-то подсказывало ей, что нужно срочно уводить в укромное место свое немногочисленное неуклюжее потомство.

Что касалось наседки-матери, то игровая идиллия на залитом солнцем дворе, по которому пробивалась изумрудной россыпью апрельская трава, то она до трогательности размягчала куриное сердце. Наседка-мать крутила головою в разные стороны и в удовольствии одобрительно негромко кудахтала, напоминая шмыгающим у ее ног птенцам о том, что она рядом – все видит и не допустит недружественных действий по отношению котят окруженных попискивающими цыплятами.

Время шло, и напряжение росло внутри кошки. Ей хотелось захватить за загривок каждого из разыгравшихся котят и быстро, от беды подальше, унести их под крыльцо, где она вывела свое потомство, и где они были бы, как ей казалось, в безопасности. Но как прервешь без осуждения то, что по нраву не только своему семейству, но и дружелюбному соседскому.

Кошка непроизвольно вздрогнула, когда отворилась дверь дома и во двор вслед за дородной Василисою с белым лицом, на котором выделялись темными полумесяцами брови и голубые, как небо, что висело над двором, добрые глаза.

Василиса заговорила, обращаясь к мужчине с уставшим лицом, своим ласковым, неспешно журчащим грудным голосом:

– Им всего по два месяца, Леня. Выбирай любого. Вон тот, белогруденький, самый игривый. Он понравится моей племяннице.

Страшные слова Василисы ударили кошку-мать страшнее стрекота ненавистной разбойницы белохвостой сороки и грома небесного вместе взятыми. Все похолодело в ее кошачьей груди, а родимые котятки, не чувствуя близкой беды, вовсю игрались с золотистой куриною порослью. И всех беззащитнее был теперь ее Белогрудка, безмятежно кувыркающийся вместе с беспрерывно цивкающими желтыми пятнышками.

Тень высокого незнакомца с седой прядью волос угрожающе упала на ее котенка.

Кошка не выдержала. Быстрее солнечного луча она метнулась к беспечно разыгравшемуся с цыплятами Белогрудке. Схватила свое любимое чадо за загривок и теперь уже, не обращая внимания на курино-кошачий этикет, потащила его к лазу под крыльцо. Обида на Василису, поднималась в ней. Она искоса бросала взгляды на нее и ненавистного ей мужчину, при этом больше на его плетеную корзину, которая пугала ее.

Кошка-мать спешно уносила дитя от греха подальше. Вместе с обидою на Василису и страхом за котенка она чувствовала острое желание, махнувши хвостом, в три прыжка перескочить подворье и оказаться со своей драгоценной ношею в темном спасительном подполье. Но семенящие позади два других чада заставляли ее то и дело останавливаться. Она оглядывалась на них и видела две большие угрожающие тени двигавшиеся рядом с ними. Сначала ей показалось, что это тени от куста сирени, но чем ближе она была с неуклюжими котятами к крыльцу – уже видно было и темное отверстие желанного лаза – тем плотнее тени накрывали семенящих позади нее котят. Кошка вздрагивала и поднимала голову, каждый раз убеждаясь, что это не куст сирени, а все тот же ненавистный мужчина. Сам мужчина был не страшный, даже добрый с лица, но его корзина внушала кошке неимоверный страх. Временами, у нее появлялась тлеющая надежда, что Василиса все же не позволит мужчине взять кого-то из ее беззащитных котят переваливающихся в беге. Они спешили из последних сил, а кошке казалось, что они не по возрасту медлительны и совсем не понимают той беды, которая нависла над ними.