Владислав Слободянюк - Монокль Лендера

Размышления прервал звонок мобильного.

– Лендер, я уже рядом, скоро буду! – Адель с отдышкой шептала в трубку.

– Да, я жду тебя. – я стряхнул пепел в баночку – Только быстрее, сегодня недолго.

В доме стемнело уже как час назад, а свет все еще не горел, ведь он был не к чему. В томительной паузе и затишье я и не заметил, как Адель уже стояла на пороге, а это значит, что калитка и дверь в дом были не заперты.

– Лендер, представляете, я только что вспомнила, что отец хотел вас видеть в нашем доме. Он просил передать…

– Проходи, садись за стол и доставай то, что рисовала дома. – перебил я и переместился на стул, стоящий напротив Адель.

– Хорошо, я тут долго думала о том, что лучше изобразить, поэтому не доделала работу до конца, но отец сказал, что она вполне может пополнить одну из выставок и что сделана она профессионально.

Девушка вскинула рукой черные как уголь волосы и принялась рыться в своем рюкзаке, наклонившись к земле, отчего были заметны странные следы на ее спине. Следы напоминали кровавые полосы от хлыста или шланга, но я предпочел не задавать вопросов об их происхождении. Эта девка никогда не отличалась примерным поведением и не исключено, что следы эти достались ей не от того, что она чесала спину своими длинными ногтями.

– Лендер?

– А, что?! – я вдруг понял, что чересчур был занят разглядыванием ее спины, нежели ожиданием.

– Смотрите, вот моя работа. – Адель выложила на стол небольшой холст с рисунком и подвинула его ко мне.

– Так, ну что тут у нас…

Взглянув на холст, я обомлел. На нем была изображена девушка, лежащая на пляже. Лица у нее, конечно же, не было видно, а лишь ярко рыжие волосы без какого-либо соблюдения цвета. Вокруг девушки располагались вне горизонта странного вида лежаки с темными пятнами, которые, как я полагал, были неким подобием людей, находящихся в дали от героя первого плана. Это все было выполнено несколько по-детски, и я вопросительно поднял глаза, посмотрев на улыбающуюся Адель.

– Это что за дерьмо? Я чему учил тебя? – спокойно спросил я.

– Лендер, ну отец сказал…

– Мало ли что тебе мог сказать Мануил, он не художник и никогда им не станет! Почему тогда ты не учишься у него? А? Или ты думаешь, что он всегда будет договариваться с организаторами выставок, чтобы твои иероглифы выдавали за великие шедевры?! Нет, Адель, ты должна видеть третьим глазом, ты должна чувствовать и сливаться со сраным холстом, со сраной кистью! Это и есть крест художника! – кричал я, рьяно жестикулируя перед лицом удивленной дамы.

– Лендер, я старалась и это хорошая работа, а ваше нытье про искусство и ренессанс я опять слушать не собираюсь… – на глазах Адель появились слезы. – Вы всегда меня принижаете, вы вечно оскорбляете мое достоинство и мой дар.

– Дар?! – я еле сдержал смех.

– Да, именно…

– Тогда, одаренная моя, какого черта я наблюдаю лютое говно на этом холсте? Я бы его использовал в качестве туалетной бумаги, будь у него хоть какая-то гибкость!!!

Адель резко сорвалась с места и вылетела из дома, буквально запрыгнув в свои дорогие туфли. Хлопок двери был настолько сильным, что висящий макет арбалета над ней рухнул на коврик, расстеленный перед входом. Я не спеша поднялся, дабы взглянуть в окно, но застать Адель, выходящую за калитку, увы, не удалось. Эта мелкая дрянь в очередной раз устроила концерт с оркестровой ямой и вновь заставила меня указать ей на ту ступень, где ее эго должно восседать, деля ее с массой современных богемных юнцов, выдающих себя за творцов прекрасного.

Я закурил и посмотрел на часы. Время позднее, поэтому даже слегка заволновался. Как она собирается добираться? Чаще всего за ней заезжал Мануил, но сегодня ему не суждено было этого сделать. Я попытался позвонить юной художнице, но из трубки доносилось лишь сумрачное завывание гудков, оповещающих о том, что она вне зоны доступа. Мгновенно, сразу после того, как я отвлекся, поступил входящий звонок от Мануила.

– Алло, Лендер, какого черта? Моя дочь только что приехала в слезах и заперлась у себя в комнате, не желая поговорить. Ты опять кричал на нее?

– Дружище, но она вела себя нагловато и пыталась вновь мне перечить, ты же знаешь, что в таких условиях я не могу вести уроки. – Я пытался уравновешенно прояснить ситуацию.

– Так значит? Ну хорошо, я с ней поговорю, а ты попытайся пожалуйста выслушать ее, ведь она у нас девочка ранимая, тонкая натура так сказать… – Мануил заикался, то и дело перескакивая с фразы на фразу.

– Давай… – я бросил телефон на диван и следом увалился туда же, так и не раздевшись.

Утро началось не с кофе, а с неприятного диалога с Селиной, матерью Адель и чокнутой женушкой моего сердечного друга.

– Лендер! Ты что, с ума сошел? Девочка и так подвергается чрезмерным нагрузкам, а ты ее демотивируешь и всячески опускаешь при любом удобном случае! – Селина вопила в трубку своим мерзким голоском. – Я скажу Ману, чтобы он подыскал нового человека для занятий с нашей доченькой.

– Селина, а не ты ли больше всего настаивала, чтобы я курировал творческий путь Адель? Не ты ли просила, чтобы я не давал ей спуску и всячески усложнял ей путь становления?

– Нуу… это… – женщина замолчала.

– Так вот я и стараюсь, потому что мне не все равно на то, кем она в последствии станет, ведь мы друзья.

– Ладно, прости, забудем…

Недолго пообщавшись о личных делах, мы завершили сей курьезный диалог, и я принялся собираться наведаться к Луизе, ибо ждал меня очередной сеанс промывания мозгов, на который я, по собственной глупости, невольно согласился.

В спешке накинув плащ, выбежал за калитку, а оттуда медленно побрел в сторону трамвайной остановки. Я шел по тротуару, разбитому многолетними паводками, которые терроризировали город. Проходя мимо дома Шота заметил четверых чернокожих ребят, вывалившихся на лужайку из двери. Все были не совсем в адекватном состоянии и по всей видимости под сильным наркотическим опьянением, поэтому они не обратили на меня никакого внимания, разглядывая задницу проходящей мимо дамы в короткой джинсовой юбке. Должен признать, мне то она тоже приглянулась, поэтому пришлось ускорить шаг. Но как только мы поравнялись, она, узрев мои шрамы, резко сглотнула, и отвела глаза к земле, как бы делая вид, что все так и должно быть. Я обожал такую реакцию, ведь за годы ношения телесных уродств, мне было абсолютно до одного места на мнение прохожих тараканов, наоборот, это даже забавляло. Но приходя ночью домой, меня одолевала великая депрессия, как бы шепчущая на ухо о том, какой же я все-таки мутант и тварь неведомая, от этого складывались и небольшие проблемы в борьбе с собой и внутренним боем цинизма и меланхолии. На фоне этих явственных переживаний я дико загнался, но Луиза, моя бывшая одноклассница, пожалуй, самая адекватная, предложила мне психологическую помощь.