Анатолий Рубцов - Время Каина

– Кто мне объяснит, – промокнув рот салфеткой, спросил он, – откуда в пятиэтажном доме взялся седьмой этаж? Ведь ваша квартира на седьмом, кажется?

Лахе и Кло переглянулись, Атро фыркнула.

– Все очень просто, – вступила Кло. – Эта квартира находится в пристройке, которую с улицы не видно за фасадом дома. Обычное архитектурное решение в историческом центре города.

– Действительно, просто. А я как-то не сообразил, – смешался Петрович. – Зато вид из ваших окон, должно быть, замечательный!

– А у нас нет окон! Ни одного окна в квартире! – объявила Лахе. – Эту пристройку проектировали в качестве архива какой-то организации. К концу строительства она лопнула, а здание продали с целью погашения долгов.

– Благодаря отсутствию окон, нам удалось приобрести эту квартиру. Язык не поворачивается сказать, сколько бы она стоила, окажись здесь пара окон с вашими замечательными видами, – добавила Атро. – Кстати, идея: перед продажей надо будет все-таки проделать окна для повышения цены.

– А propos, язычков соловьиных отведайте. А к язычкам вот это Бордо подойдет, – порекомендовала Ана.

Их реакция на вопрос Петровича заставила его вспомнить оперу: отвечая, каждая из них как будто исполняла свою арию, вступая в отведенное ролью время, и так же, в отведенное время, уступая место на авансцене другой исполнительнице. Несмотря на самостоятельность отдельных арий, все вместе, сливаясь в единой музыкальной гармонии, они составляли целостное произведение искусства, любителем которого – небольшим правда, – в свое время и был Петрович. (Откровенно говоря, целью его походов в оперу являлось не высокое искусство, а знакомство с девушками. Полутемный зал и ярко освещенные холлы – идеальное место, где можно в выгодном свете подать себя и в то же время оценить предполагаемого партнера.)

Наши девушки между тем оживленно исполняли ариозо на задней сцене. Особенностью их речитативов было то, что принять участие в них для постороннего было бы невозможно – хотя бы потому что состояли они, в основном, из междометий и неоконченных предложений:

– Хм, – глядя в воздух прямо перед собой, качала головой Кло. Она внимательно вглядывалась в часть пространства, находящегося перед ней, в которое время от времени с любопытством заглядывали и ее соседки, и Ана, да и Петрович, пытавшийся понять, что же они там выглядывают, но не видевший ничего, кроме клубящегося в свете свечей тумана, – картины обычной, как мы уже понимаем, в необычных просторах этой квартиры. Итак:

– Хм, – качала головой Кло.

– Ладно, замнем, – отвечала Лахе.

– Ну, не знаю, – заключала Атро.

Примерно через минуту молчания:

– Ха-ха-ха.

– Приехали.

– Ну-ну.

– Вот так всегда.

– А ты на что надеялась?

Казалось, так могло продолжаться бесконечно. Мать не вмешивалась в их разговор, раздумывая о чем-то своем. (Вместе с тем ужин – как процесс поглощения пищи – продолжался, в основном все-таки, благодаря усилиям Петровича. Несмотря на чувство изумления, не покидавшее его, аппетит у него оставался отменным; да если б его, аппетита, и не оказалось, Петрович все равно счел бы своим долгом попробовать каждое из блюд, отведать содержимое каждой из бутылок – ибо все было прекрасно, вкусно и качественно настолько, что он никогда бы не простил себе, если бы в столь ответственный момент проявил слабину и бесхарактерность.)

– Нет, ну скажите, откуда он мог узнать? – вдруг воскликнула Ана, видимо продолжая тему сегодняшнего происшествия.

– Но ты уверена, что это именно он? – Кло возвела вопрос в квадрат, совершенно механически продолжая сматывать (или разматывать – это до сих пор Петровичу было непонятно) свой бесконечный клубок.

– Ну а кто еще это мог быть? – последовало возведение вопроса в куб от Лахе, которая, продолжала вглядываться в пространство, время от времени отпивая из своего бокала.

– А почему бы тебе, собственно, самой не рассчитать? – вопрос, возведенный голосом Атро в четвертую степень, по кругу возвратился к Ане.

– Девочки, не толкайте меня на преступление. Я бы могла попросить и Лахе расшифровать коды, но не могу использовать должностное положение в личных целях. Или вы хотите отправить меня в подвал? – задумчивый голос Аны возвел вопрос в пятую степень и, похоже, направил его на дальнейшую операцию умножения вопросов самих на себя.

– Но ты видела, как он обернулся собакой? – спросила Кло. Каждый вопрос рождал следующий вопрос, вопросы только множились, и, казалось, уже не существовало пути узнать ответы на них.

Ана раздраженно развела руками:

– Разве не понятно, что я не могла оторвать взгляд от сумки? Неужели я бы сомневалась, если б увидела пса?

В этот момент Петрович, с любопытством пытавшийся оценить новый вид полемики, свидетелем которой он стал, решил вмешаться, чтобы нарушить патовую ситуацию, которая, как известно, может продолжаться бесконечно:

– Я видел собаку. Черную. Она скрылась за углом на Стрелецкой, – сказал он.

И сразу наступила тишина. Поток вопросов мгновенно прекратился. Все присутствующие воззрились на Петровича, будто ожидая от него продолжения рассказа. Он, хоть и польщенный вниманием, молчал – а что еще он мог сообщить аудитории?

– Ну вот, я же говорила… – в конце концов нарушила тишину Ана. Голос ее прозвучал растерянно. Однако она быстро взяла себя в руки. Умение справляться со своими чувствами было свойственно ей – Петрович, как мы помним, отметил это сразу после происшествия с сумкой: – Ну что ж, если никто не против, закончим нашу трапезу… – Она взглянула на Петровича, потянувшегося к бокалу, подождала, пока он допьет вино (оставить недопитый бокал великолепного напитка было выше его сил), и поднялась: – Девочки, займитесь своими делами, а нам с Иваном надо поговорить тет-а-тет.

Пройдя в привычном уже полумраке в следующее помещение этого нескончаемого дома, они прилегли на козетках перед низким столиком, накрытым на двоих, – получилось нечто вроде древнеримского триклиния, что, на взгляд Петровича, создавало особо доверительную атмосферу для беседы. На столике были фрукты, виноград, канапе, тарталетки, сыр, крекеры и креветки – как определил Петрович, – а также бутылка вина: громадная, чуть ли ни с ведро, черная, пыльная, вся в паутине.

– Это мой кабинет. Я здесь работаю, а иногда уединяюсь, когда надо подумать или просто хочется побыть одной… – Ана покачала ногой, обутой в золотую сандалию. Похоже, она хотела о чем-то спросить или рассказать – но никак не могла решиться.

– У вас что-то случилось? – решил помочь ей Петрович.

Ана посмотрела ему в глаза:

– Скорее, у вас, – сообщила она тихо, без всякого выражения, без драматизма в голосе, который так любят применять в разговоре женщины (ты слышала!? – и круглые глаза), – чтобы, вероятно, не напугать собеседника.