Екатерина Полухина - Ива не ломается на ветру

Так им тогда казалось. Этим романтикам своей, расстилающейся перед ними большой дороги.

Пристанищем себе они выбрали одинокое огромное дерево, что росло за селом, прямо у околицы. Да, как раз между двух сёл. Семёниха и Копушино. Расстояние между ними всего километров десять, если по прямой. Да тут дорога эта самая – то и проходила. От последнего дома Семёнихи, до первого дома Копушино, как раз десять километров.

Дерево это было раскидистым, с густой кроной. И они, приложив все свои старания и умение, сделали из него настоящее гнездо.

Связав верхушки веток и, настелив на толстые сучья всякого строительного хлама, ввиде обрезков досок и фанеры, что валялись на пилораме. Переплетя всё это проволокой, они соорудили, прямо скажем – шатёр. Из дома принесли подушек, телогреек. Кто – то приволок, даже одеяло ватное.

Чтобы не мочил дождь, всё это богатство, накрыли стащившими из дома клеёнками. Для того чтобы забираться туда, соорудили верёвочную лестницу, которую затаскивали каждый раз с собой наверх. Хотя это было излишним в их ситуации. Место здесь было безлюдное. Так кто нибудь в соседнее село проедет на велосипеде ли, пешком, а то верхом на лошади. Но это случалось редко.

Здесь они проводили всё своё свободное время.

Родители, прознав про это их гнездо, не заругались, так как беды в этом не углядели. Просили детей об одном, не свалиться, да не поломать себе руки – ноги. Ну и главное, чтобы не пострадала в первую очередь – голова. Хотя, вот об этом, им нужно было задуматься в первую очередь. Может эта голова у них уже была повёрнута не туда, куда нужно.

И сразу же. Ведь ребятам по шестнадцатому году, не малые дети, что в ясли ходят. Но, как говорится, каждый, сам себе кулик в своём болоте.

Село, это не город, где никто и никого не знает почти. Здесь же полторы тысячи человек и фамилий, одинаковых уйма. К примеру, Мальцевых – пятнадцать дворов. Как их озвучить, чтобы попасть именно на нужных? Поможет подворье. У одних Мальцевых хозяйство добротное, значит, и кличут их – Куркули. Другие хорошо умеют разводить гусей, значит – Гусевы. Конечно же, это всё между кумушками. А так, в глаза уважительно по имени, отчеству. В школе различают детей, на первый второй, если дети бывают одной фамилии и по имени одинаковые.

(Кольца) Николай Стеблов рос в полной семье, где было двое детей. Он и сестра старшая Татьяна. Недавно вышла замуж в город. Парень он видный, самолюбивый и самовлюблённый. Часто смотрелся в зеркало, любуясь собой. Он, даже и сюда притащил кусок и приладил его на большом суку. В школе не терпел никого, кто не замечал в нём привлекательности. Сермяги – процедит он в след любому такому человеку, сплюнув сквозь зубы. Не разбираются они в красоте человеческой. Одним словом, серость.

Витька Рогов (Клуня) получил свою дразнилку за то, что был медлителен и неповоротлив. Но, как говорят – глухой, когда просят – Дай. А, если говорят – На, то слух оказывается отменный. Так и Витька, копушей был, когда просили помочь его. В остальном он мог дать любому фору по швыдкости.

Но дразнить от этого его не перестали, а он не обращал на это внимания. В семье кроме него, было ещё трое детей, и его неповоротливость очень выручала самого Витьку. Чем ждать, когда он повернётся, лучше самому сделать, считали его братья и сёстры.

Мамон (Генка Рябов) был в семье один у родителей. Дразнили Мамоном его деда за то, что имел огромный, пивной живот. Эта кличка перешла к отцу Генки, а затем и ему самому. Парень он был худющий, бледный. В деревне про таких говорят – сблеванный. Что было в нём симпатичного, так это, василькового цвета глаза.

(Корявый) Васька Теплов, прозванный так по деду. У деда его Прохора пальцы отрезало пилорамой. Остались одни окорёнки. Крепкий парень, сбитый, словно мешок с мукой, он имел румяные щёки, пухлые губы и непокорный никаким расчёскам чуб. В семье росли с ним ещё два братишки, Вовка и Петька. Ну да они, ещё мелюзга. Девять и семь им.

Мишук Лахин выглядел лет на семнадцать. Ростом парень удался в отца. Косая сажень в плечах. Только нескладный, какой – то. Словно сработали его топором. Весь какой – то углами. И имел врождённый порок сердца.

А вот брат его Гришка, был красавец, можно сказать, но слабенький на голову. В младенчестве упал с печного коменя. Ударился головой об пол и, видно, что – то стряслось там у него. Отчего он всё время улыбался и ковырял пальцем в носу. Но был абсолютно безобиден и безопасен. Хотя в школу, его в своё время не взяли, из за поставленного врачами диагноза. Шизофрения.

Красавица Валюша – их сестра, обещалась с годами превратиться в настоящую диву. И братья её просто обожали. А Михаил, так переживал за неё намного больше даже, чем мать. И, кажется, готов был ради неё на всё.

Дупель (Иван Сорокин) рос один в семье без отца. Мать его горбатилась на ферме, чтобы чаду её жилось не хуже тех детей, которые росли с отцами. А он, вместо того, чтобы, хоть чем – то ей помочь, гонял чаи с приятелями. Пил пиво, курил «Беломор», а иногда выпив, что покрепче, мог и наподдать мамке своей по-взрослому. Ведь восемнадцать почти стукнуло. Считай мужик.

Мать его, женщина беззлобная и терпеливая, всё выходки его сносила молча. Только пеняла сыну иногда, чтобы вёл себя приличней, хотя бы с чужими людьми. А то, ведь посчитают тебя хуже других. Да, чтобы учиться пошёл на кого нибудь. Не будешь же ты вот так – то бузить всю жизнь. А жизнь, она короткая. Не успеешь моргнуть, старость пожалует. Значит, нужно успеть и пожить.

Но он учиться не хотел. В Армию его не взяли, так как считался единственным кормильцем в семье. Любил пойти пострелять из ружья, оставшегося от деда и кликуху свою заработал тем, что всегда говорил: Да я дупелем, вместо – дуплетом, как жахну. Он и скопытился (заяц, утка, гусь).

Вот эта кампания поселилась в этом самом гнезде, где и проводила большую часть времени. Летом они могли, даже там заночевать. Родители, зная об этом, очень, чтобы уж не беспокоились. Да пусть себе бузят, главное, чтобы беды никакой не наделали. А так, детство, оно на то и есть детство.

То, что они очищали по ночам чужие огороды, сады – страшным преступлением не считалось. Так, опять же баловство. Кто и из них самих не грешил этим в детстве.

Если же, кто из сельчан был недоволен ими серьёзно, родители несли хозяину бутылку самогона и, вместе выпив мировую, с песнями расходились по домам. А дети, понимая, что им сходит всё с рук, могли уже и гуся чужого поймать и зажарить на костре.

Вкуснооооооо! Мясо пахло дымом, чабрецом и всевозможным разнотравьем, каким богат Чернозёмный край. От нечего делать они, уплетя этого гуся, принимались играть в дурачка. Или травили анекдоты. Летом до посинения купались в речке Потудани, загорали на белом песке. Ловили по норам раков, или, стащив у деда Акима, заядлого рыболова бредень из сарая, ловили сазанов да щук, которыми речка просто кишела.