Надежда Мотылек - Театральный детектив

© Надежда Мотылек, 2020

ISBN 978-5-4498-4801-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Молодая актриса Ксения Галкина случайно становится свидетелем странных событий, которые вырывают ее из привычного спокойствия и втягивают в водоворот драматических событий. Пытаясь найти выход из затруднительной ситуации, наивная Ксения сталкивается с реальной подноготной обманчиво-красивого мира театра.

«Кой чёрт меня занёс на эти галеры?!» – чертыхалась Ксюша, то и дело задевая декорационные ставки и натыкаясь на неубранный с вечера реквизит. Вот зачем было переть через тёмную сцену, когда есть прекрасный ход в гримёрки через подвал?! Далёкая кромка света через неплотно закрытые двери давала некий призрачный ориентир, но ведь до неё же еще пилить и пилить! Наконец, дойдя где-то до середины, она уткнулась во что-то острое, большое и торчащее в разные стороны. Ещё и нога больно запуталась об какую-то проволоку! Что за ерунда?! Рабочие совсем обалдели! Чертыхаясь и потирая поцарапанное плечо, она на ощупь обошла непонятную преграду и мелкими шажками потопала уже было дальше, но мысль о том, что же всё это было, не давала покоя. Злясь на себя за любопытство, она остановилась. Надо всё же присветить чем-нибудь и глянуть. Долго копаясь в сумке через плечо и кляня, на чём свет стоит, того, кто выдумал этот женский аксессуар, она таки сделала невозможное и выкопала зажигалку. Ох, хоть бы пожарник не засёк! Прыгающий свет пламени выхватил из темноты огромную, устрашающего вида конструкцию. Хоть на полу она выглядела шокирующе, но поразмыслив, Ксюша поняла, что это так называемое «солнце», обычно висевшее сверху. Неизвестно, в каком состоянии находился тогда художник, но изобразил он его в виде длинных металлических пик, торчащих из круглой сердцевины. Между собой актёры из-за схожести называли его «ежом». Сейчас «ёж» громоздился по центру сцены, тускло поблёскивая. А это что белеет между иглами, намертво вонзёнными в доски… такое светлое, похожее на мешок? Реквизит, что ли?… Пламя вело себя по-свински и обжигало пальцы, но Ксюша уже не чувствовала этого. В этом светлом и мягком постепенно угадывались черты… человека? Да! Голова и верхняя часть тела спрятались под декорацией, а ноги были видны и как-то неестественно подогнуты… И из-под игл, оттуда, где должна была быть голова, растеклось что-то чёрное, похожее на тушь. Ксюша стояла и смотрела. В голове не было ни одной мысли, а в ушах ритмично бил колокол. Нет, одна дурацкая мысль всё же крутилась у неё в мозгу, словно муха: «Кой чёрт меня занёс на эти галеры…».

Два дня то этого…

Какой-то человек бежал по полю, а над ним парила огромная птица! В клюве она держала кусок развевающегося на ветру чёрного шифона. Человек всё бежал, в ужасе взглядывая вверх, а птица опускалась ниже и ниже… Вот он упал на землю, в ужасе заслоняясь руками от нависшей над ним птицы! Еще миг, и она накинула на человека чёрную ткань! Накрытый с головой, он бешено забарахтался, пытаясь освободиться! Но движения почему-то становились всё слабее, слабее… И, наконец, он окончательно замер, превратившись в тёмный бугорок… И сопровождалось всё это каким-то очень низким фортепианным аккордом! Вдруг, перекрывая все звуки на свете, раздался страшный скрежет! Естественно, это был Моцарт. Ксюша никак не могла вынырнуть из странного сна, в ушах гудел ещё бесконечно-низкий звук, но Моця не отступал и царапнул дверь с новой силой.

– Моцарт! – Ксюша постаралась придать голосу побольше жесткости и при этом не проснуться. Но на Моцю это не произвело никакого действия и он, навалившись на дверь, наконец прорвал сопротивление. Дверь бахнула об стену и Ксюша услышала постукивание когтей по полу и частое дыхание под самым ее ухом.

«Наглая рыжая морда!» – сонно констатировала Ксюша, при этом ощущая рукой шелковистую шерсть и мокрый нос псины, тыкающийся ей в ладонь. Да, надо просыпаться… Тревога прочно залезла в голову и не хотела уходить. Какой же дурацкий сон!

– Ну что, бездельник? Голодный? – она, наконец разлепила глаза и ясно увидела рыжее с подпалом наглое создание, уже поставившее свою грязную лапу на постель, – Ладно, добился своего! Встаю! Но о сосиске и не мечтай! Это пусть Лёньчик тебя угощает, он у нас зажиточный…

Моцарт был настоящей театральной собакой. Пару лет назад, зимним вечером, к Олежке-пианисту пришел какой-то знакомый из филармонии и принес попискивающий мокрый комочек. Щенок замерзал в подворотне возле общаги, запорошенный снегом и уже смирившийся со своей судьбой. Понятно, что щен стал общим. Кличку он получил тоже общими усилиями (конечно, не без вмешательства Олежки) – выяснилось, что пёс реагирует на любую музыку громким воем. И вот, прошло время и он стал красивым, лохматым и уже склонным к полноте псом, поскольку никто никогда не знал, сыт ли он и кормил ещё раз.

– Ах ты ж, сволочь! Паршивец мой! – Ксюша, опустив босые ноги на пол, чесала Моцю за ушками и он аж взвизгивал от удовольствия. За этим полезным занятием ее и застал стук в дверь. – Ну?! Кто там еще?

В проём двери всунулась белобрысая физиономия. Конечно, Лёньчик! Увидеть его утром, да еще сонной и неготовой к борьбе, не предвещало ничего хорошего. Он был ярким холериком и по совместительству, ведущим актером их маленького театра. «Сейчас начнётся!» – с неудовольствием подумала Ксюша и приготовилась к отпору.

– Ксюх! Ну, я всё понимаю – репете там и всё такое… Но нельзя же так! Холодильник общий! Ты бы хоть заглядывала туда иногда!

– Боже мой! Что там, в этом «общем холодильнике»?! Не пугай меня! – Ксюша округлила глаза от ужаса, – Бомба? Все взорвалось и твои прекрасные сосиски разлетелись по всей кухне? Что?!

– Нет, хуже! Там твой суп, которому, судя по запаху, уже недели две! И который завонял все остальные продукты! Я теперь вообще ничего съесть не смогу!… – он начал успокаиваться, – И хватит упрекать меня этими сосисками. Хочешь, кушай! Только убери оттуда эту гадость! Ты же девочка! Как ты вообще собираешься замуж выходить?!

С этими словами Лёньчик эффектно ретировался. Удивительно еще, что не поклонился. «Ничего, скоро припрётся с извинениями, холерик чёртов!». Ксюша относилась с пониманием ко взрывам его темперамента. В конце концов, Лён был чуть ли не единственным, с кем она могла общаться. Его прямота была редкостью среди театрального народца, симпатичного, дурашливого, но с определённой гнильцой.

– Гм… Замуж?… Я и не собираюсь… – сказала Ксюша уже самой себе, – Мне и самой неплохо! Да, Моця?

Моцарт, нежный слух которого не выносил крика, выглядывал из-под стола.