Татьяна Батурина - Вериги любви

На фотографии Саша – вылитый Виктор, только еще упрямей, по глазам видно. Теперь он уже молодой специалист, переезжать и вовсе не резон. Я понимаю: Приморье – прекрасный край. Когда-то давно, в молодые годы, я бывала во Владивостоке по командировке ЦК комсомола. Написала несколько газетных очерков, даже одно стихотворение той поры уцелело в черновой папке: видно, нынче пришло время и ему увидеть белый свет:

Вспоминаю лов, рыбу, вываленную грудой из сетей на палубу, пронзительный запах огурца: так пахнет корюшка! Но Виктор любит волжскую воблу, которую время от времени мы ему посылаем.

Наверно, мы потому и выросли с братом высокими, что с нами в юности была Волга: в воде дети растут быстрее. В Украину почти не ездили: что мы, маленькие, чтобы молоком парным упиваться? Скучно…

Невероятно: совсем недавно так рвались в село Житне-Горы, лета дождаться не могли, и вдруг – скучно. Сейчас понимаю, что вступали мы в особый возраст, не зря его называют переходным. И пока длится этот переход, из жизни временно изгоняется сказка. Или сама уходит, чтобы непременно вернуться – необиженной и верной. Вернулась сказка и к нам, ходит рядышком, позванивает в луговые колокольчики, чтобы мы в своей взрослой высокости оглядывались и оглядывались на дорогое и – увы! – минувшее…

Волга – это была юность. В то время еще существовала песчаная коса – прямо посередине реки, туда бегали юркие речные трамвайчики, билет стоил пятачок. С раннего утра до золотой вечерней зари мы – на косе. Там все друг друга знали: Илья был лучшим волейболистом, Катя – первой красавицей, а Сеня Зык за деньги учил играть в преферанс. «Зыком» Сеня называл себя сам:

– Это в тюряге я был зэка, а теперь я Сеня Зык!

Был он маленьким и белобрысым, в веснушках, я не верила, что ему под тридцать. Как-то он сказал мне:

– Слышь, чернушка с макушкой! Хлеб не жри, красивой будешь.

Я действительно перестала есть, и не только хлеб, но мама быстро из меня пляжную дурь выбила – в прямом смысле, это она умела.

На пляже учились играть в волейбол, не играть – летать! Таня и Валя Тарабрины подбирали и приносили мячи, упавшие далеко в песке или на воде, а я металась в мальчишечьем волейбольном кругу длинноногой быстрой птицей – и во сне снилось, что летаю в обнимку с мячом. А брат побивал всех в шахматных турнирах. На косе ведь они тянулись целыми днями, причем играли солидные дядьки. Один сказал Вите, чтобы осенью тот пришел в городской клуб на улицу Советскую. Брат ходил туда потом много лет, даже был чемпионом города.

Волга неповторимо пахла рыбой и чистой водой, промывая нас с головы до ног так, что кожа атласно скользила под моими руками, когда я закрывалась по ночам в ванной и рассматривала себя со всех сторон, потаенно вздыхая по чему-то неведомому, непонятному, приближающемуся… Как давно, как легко миновала юность! Во всех своих книгах я всегда публикую свою раннюю поэму «Сказка о юности»:

Все, хватит! Разрешаю сказке только тихо-тихо звонить в луговые колокольчики… Но сказка не слушается, и не напрасно: ведь посреди ее рек и лугов живет самый дорогой мне человек – мой маленький сын Андрюша. Он идет по волжскому берегу в белой панамке и черных шортах с бабочкой на кармашке, в руках – темно-синяя маленькая удочка. Вот сейчас Андрейка отыщет в прибрежных зарослях самое лучшее для рыбного лова место и надолго усядется над водами под жарким солнцем.

Время от времени я выхожу из домика, который наша семья снимает на все лето на волжской турбазе Бакалда, смотрю, все ли в порядке. А моя мама уже давно там, рядом с внуком, сидит под старым китайским зонтиком, следит, чтобы пойманная мелкая рыбешка не уплыла из садка. Я готовлю обед на керогазе, как когда-то в моем детстве это делала мама. Скоро сын с бабушкой явятся с нехитрым уловом, и все островные приблудные голодные коты снова станут нашими гостями. Однажды Андрей поймал здоровенную селедку, и это была его первая настоящая добыча.

Рыбной ловле сына никто не учил, но рыбак из него вышел замечательный. Может быть, оттого, что лето за летом сидел он с удочкой на берегу Волги рядом с другими такими же мальчишками, то и дело ныряя в синие живые воды? Наверное, тогда и началось его житейское плавание, промыслительно продолженное через много лет служением на плавучей церкви святителя Иннокентия Московского и Коломенского.

А Женечка Мавродиев, сын моих давних друзей Гали и Володи, стал замечательным ученым-биологом с мировым именем. Живет Женя в Америке, а мы узнаем про его успехи из серьезных журналов и Интернета. Женю тоже, наверное, Волга в земное кругосветное плавание отправила в те самые-самые дорогие родительским сердцам мгновения отрочества…

Как-то Володя забрал моего сына к себе на дачу, за Волгу, на пару деньков:

– А что? Порыбалят с Женей, позагорают…

– А комары?

– Ну так что ж, комары… Поди свои, родные, волжские. Ну, и куснут разочек, что сделается? А мы-то как росли?

Потом он рассказывал:

– Утром встаю – ребят нет. Иду на берег, издалека вижу: сидят над водой рядышком, едва дышат. Кругом тишина утренняя – тонкая, прозрачная… Удочки как струнки, и мальчишки наши как струнки – тоненькие, трепещущие… Я глянул на их затылки – у одного белый, у другого черный – и чуть не заплакал: такие беззащитные!

Андрюшке было тогда десять, Женечке – восемь. Теперь они сильные взрослые мужчины, отцы семейств… Счастье.