Зоя Криминская - Я Арина, а ты кто?

Леша заснял твои игры под душем на видеокамеру.

Кусочек мыла лежал на приступочке на стенке. Ты хотела помыться с мылом и пыталась его достать, становилась на цыпочки, дотягивалась до него пальчиками, но скользкий кусочек не ухватывался, и ты старалась сделать это снова и снова, Алексей снимал, и запечатлел смешной танец маленького голенького человечка перед куском мыла.

Характер свой, хотя тебе чуть миновал годик, ты уже проявляла.

Четырех или пятилетний мальчик возился в песке у прибоя, строил башню. Башня получилась слегка кособокая и смешная, но мальчик был доволен результатами труда, встал и серьезно разглядывал свое произведение.

А ты подкралась сзади и разрушила песочное строение.

Разрушила как будто даже случайно, а на самом деле нет.

Красивый, кареглазый итальянский мальчонка посмотрел на тебя обиженными глазами, даже замахнулся, и правильно, если бы поддал слегка, но тут его мама увидела что он собрался драться с маленькой девочкой, схватила его за руку и увела, а он с укором оглядывался на тебя и на сломанный домик.

А ты этого не помнишь? Ну, ну…

Няня Люда

Люда появилась, по словам Кати, где-то в декабре 2005 года.

Меня скребло в глубинах души чувство вины, что не я, неработающая бабушка, сижу с младшенькой внучкой, а чужой человек. Но ездить из Долгопрудного на Большую Академическую на трех видах транспорта хлопотно и утомительно, прямо скажем, не совсем по моим силам. Вот дочь с зятем и решили взять няню.

Люда была беженка из Баку, русская, но замужем за армянином. В 90-ые годы им пришлось уехать из города, где они родились и прожили большую часть жизни. Рекомендовала ее университетская подруга Кати Лена, с детьми которой Люда нянчилась.

Я звоню Кате, беспокоюсь, как строптивая Арина встретит няню, не заартачится ли, захочет ли общаться. Хочу посоветовать дочке, как сделать их знакомство приятным. Но высказать свои соображения не успеваю.

– О чем ты, мама? – смеется Катя. – Арина уже повела Люду в свою комнату, показывает ей игрушки.

Плохой аппетит

Дети делятся на тех, кто хорошо ест и радует папу с мамой, и на тех, в которых кусок не запихнешь.

Все младенцы от рождения любят покушать и громко протестуют, если их забывают покормить, но после года это естественное состояние живого существа: стремление поглощать пищу, чтобы жить, у части детей странным образом, в какой-то неуловимый момент улетучивается: вот только что ребенок просил есть и, если замешкаешься с едой, громко плакал – и уже отворачивается от тарелки и морщит мордашку. И приходится кормить с ложечки, приговаривая:

– За папу, за маму, – и дальше перечислять всех членов семьи и соседскую кошку. Такой была Настя, такой же, а может быть еще хуже, оказалась ты. Не помню, когда именно это началось, но к декабрю, к приходу няни накормить тебя была проблема из проблем.

Люда была мужественной и по полчаса упорно запихивала в тебя, то суп, то кашу, то тертое яблоко. Я советовала ей выморить тебя голодом.

– Пусть она почувствует желание поесть. Она запомнит это чувство, и потом будет ощущать потребность в еде.

– Нет, я так не могу, – Люда отрицательно мотала головой. – Не могу я быть спокойной, когда ребенок не накормлен. Кормить – это моя обязанность, а иначе, зачем я здесь?

Катя не каждый день ездила в ателье, и Люда нянчилась с тобой два-три раза в неделю, но, несмотря на это, вы быстро сдружились

По условиям договора Людмила не обязана была готовить, но случалось, что ей приходилось это делать, и я, приезжая повидаться с внучкой, хлебала Людин супчик и ревниво наблюдала, как остальные члены семьи тоже его поглощают, а от моего, ну совершенно такого же, в свое время отворачивались.

Ты ела из рук вон плохо, но истощенной не выглядела, глаза, правда, были в пол-лица, но ножки округлые, хорошие крепенькие ножки.

Ножки ножками, а капризничала ты часто, и когда отцу твоему надоедали твои слезы и вопли по пустякам, он сажал тебя на колени, прижимал одной рукой так, что ни громко орать, ни вывернуться ты не могла, и начинал тебя кормить. Ложка за ложкой. Ты не хотела открывать рот, но чтобы получить свободу, нужно было это делать. Проглотив несколько ложек, ты входила во вкус, отец тебя уже не держал, и с каждым проглоченным куском ты становилась все умиротвореннее, а после окончания процедуры, тихая, сползала с колен отца. Никогда не возвращалась к предмету спора и обид, казалось, что успевала забыть, из-за чего только что пускала обильные слезы.

Валера считал, такая у него была теория, что голодный человек нервный и злой, а если его накормить, все пройдет. И лет до пяти он успешно боролся с твоими капризами, запихивая еду, позднее просто сажал за стол перед тарелкой.

Не знаю, как в других случаях, но глядя на тебя, мне казалось, что его теория соответствует действительности.

Ближняя дача

Весной 2006 года Люда решила, что ребенок нуждается в свежем воздухе, и невозможно пренебрегать дачей, если она есть в наличии, и мы в начале мая поселились втроем: я, Люда и ты на нашей даче в «Малой Черной».

Тебе шел третий год, ты говорила много, но совершенно неразборчиво и с упорством, достойным лучшего применения, использовала памперсы вместо горшка.

На даче с первого мая начинал работать летний водопровод. Точнее, должен был начинать работать. Но если не ежегодно, то, по крайней мере, раз в два года воды в мае не было. Каждый раз случалось что-то сверхординарное: то поздние заморозки, то вентиль где-то не работает, то труба проржавела и надо срочно ее менять: причины оставить людей без воды находились.

Мы пользовались общим деревенским колодцем, который был метрах в ста от наших ворот, Леша перед уходом на работу набирал нам с Людой большой алюминиевый бидон, набирал ведра, но воды мыть тебя после того, как ты напачкаешь в штаны, не хватало. А у соседей была скважина, и я попросила соседа Толю набрать нам большую 200 литровую бочку, которую мы с Людой подкатили к нашему общему забору.

– Налей нам бочку из шланга, пожалуйста, – сказала я, – а то не хватает сил таскать на эту засранку воду из колодца.

Наливать бочку долго, Толя пытался прикрепить шланг к забору, но он срывался.

Анатолий, высокий худой, с седой небритой щетиной на лице, стоит у забора со шлангом, а ты по нашу сторону рабицы, веселая такая, малюсенькая, приседаешь, смеешься, смотришь, как бежит вода, слушаешь шум и быстро-быстро что-то веселое рассказываешь.

Тебя и так-то понять трудно, а старыми ушами за шумом воды и подавно. И Толя улыбается, слушает твою неразборчивую трескотню, говорит:

– Ничего не понятно, что ты наговариваешь, но если спрашиваешь, что я делаю, то видишь, бочку набираю, жопку твою сраную мыть.