Юлия Верба - Теплый пепел

В этой книге стихи мощнее передают боль и страдания людей, жёсткость и безысходность грозненской жизни. Верба – сложившаяся поэтесса, имеющая свой стиль, выбравшая свои темы, умеющая несколькими точными строчками передать ужас немыслимого существования среди обезумевших бандитов: «Столько шрамов на душе, а глаза сухи!».

Но прозаические страницы не просто дополняют поэзию, без них не понять, почему красивая, хрупкая женщина пишет такие суровые стихи. Вот описание убийства русского солдата: «Во дворе прыгают и бьют что-то ногами. Нет, КОГО-ТО бьют ногами. – За что его? – За то, что дурак. Дурак-солдат. Ислам принять не хочет. Денег за него не дают. Что с ним ещё делать?» Другой русский человек лежит в собачьей конуре, бандит объясняет: «Лена, будка маленькая, Антон большой. Не поместился. Ноги отрезали, руки отрезали немножко. Теперь хорошо».

И ведь эти Мовлады, Абумуслимы не исчезли, многие из них уехали за границу, но некоторые и сейчас живут в отстроенных грозненских дворцах. Да и не только чеченцы занимались кровавым делом в те жестокие годы. Были среди бандитов и украинские боевики, которые сейчас привычными средствами наводят порядок в своей стране, и полулегендарные «белые колготки» – снайперши из Прибалтики. Что же делать с ними? Мстить? Станислав Куняев отвечает на эти вопросы:

Книга Вербы не призывает к мщению. Но в ней нет и прощения убийцам. Автор показывает, что зло не может остановиться, оно питается смертями, оно жаждет продолжения, нуждается все в новой и новой подпитке. Порождённое в бандитской войне зло приносит в нашу современную мирную жизнь «страшный новогодний подарок с тонкими проводами, жестко закрепленный на плоском животе» Зуры – героини рассказа «Теплый пепел».

Эта книга написана для тех, кто помнит, кто был изгнан, кто знает, что уже никогда ему не вернуться в родные места. Но ведь и нам, живущим в мирных городах, знающим о несчастьях чеченской войны понаслышке, не могущим понять и оценить «стыд и муку, боль и крик» беженцев из родного города, тоже нужно прочитать «Тёплый пепел». Для того чтобы жить дальше, чтобы спасти и сохранить мир, добро, любовь – не случайно книга Вербы завершается поэтическим циклом «Спаси и сохрани!», философскими раздумьями о судьбах Отечества и «русском счастье».

Ничего уже не исправить, но ведь можно попытаться предотвратить новое зло. А для этого нужно знать правду.

В. И. Супрун,

доктор филологических наук,

профессор

ПОВЕСТЬ

основана

на реальных событиях и фактах, однако любое сходство с конкретными людьми случайно

(Лена)

– Эй, девушка, ты куда? Подожди!

– Вы что, с ума сошли? Что вы де… Пустите!

– Молчи, Таня. Жить хочешь – молчи!

– Какая Таня? Я не Таня, вы ошиблись! Отпустите! Не поеду я никуда!

– Таня, тихо. Сиди.

– Да не Таня я! Я Лена! Вы ошиблись, наверное! Руки зачем?..

– Таня, Лена – какая разница? Сиди, молчи.

– Я Лена!

(Лена)

Я Лена, Леночка. А еще – Кошка. Так меня зовут друзья и родственники – даже сын Максим. Я родилась и живу в городе Грозном. С семьей, в большом доме – в КОШКИНОМ доме. Из-за него это все, что ли?

Из-за КОШКИНОГО ДОМА меня везут куда-то в пыльной машине чужие мужики – заросшие, грубые, страшные. Мы с подругами раньше про таких говорили «с гор спустились». А зачем они спустились, даже не задумывались. Зато теперь точно знаем причину этого спуска: «Революция называется».

Анекдот. Старый чукча задумчиво смотрит в небо и рассуждает: «Железная птица в небе летит. Самолет называется. Людей в наги поселок везет. Геологи называются. Прилетят, будут водку пить и наших женщин любить. Экспедиция называется».

Вот и у нас теперь: революция называется, «чеченская» революция. На улице стреляют. Зарплату не платят. В магазинах продуктов нет. Хлеб по карточкам. Общественный транспорт не ходит. Редкие прохожие быстро пробегают по улицам, голову в плечи втягивают.

Мертвый город.

(Вадим)

Она позвонила мне на работу утром. При этом так плакала, что я не сразу догадался, кто говорит. А это была Нина Сергеевна, домработница отца Кошки.

Я ничего толком не понял из ее бессвязных криков. Ясно было: произошло что-то очень плохое.

Отношения с отцом Леночки, известным ученым, у нас не складывались с самого начала. С того момента, как мы с матерью пришли свататься и он нас выгнал (при этом Кошка ушла вместе с нами, заставив родителей смириться с ее выбором).

Я не оговорился, сказав именно «свататься», а не знакомиться. С родителями Кошки я был давно знаком, так как работал в том же НИИ, правда, в «альтернативной» группе, изобретавшей новые методы разработки нефтяных скважин. Они в значительной мере противоречили признанным и широко известным проектам Леночкиного папы, поэтому он считал меня «авантюристом от науки», брака дочери с которым, естественно, одобрить не мог.

После свадьбы мы с новыми родственниками встречались не очень часто, тем более что папа Майер не вылезал из зарубежных поездок, а я со своими изобретениями (признанными и непризнанными) был прочно прикован к родному порогу.

Правда, в короткий период после смерти моей тещи Майер общался со мной значительно чаще, чем обычно. Но не потому, что проникся родственными чувствами. Просто тесть пытался начать новую жизнь с моей хорошей знакомой Верочкой (на 20 лет моложе его самого) и использовал меня в качестве переговорщика.

Когда Верочка, устрашенная бытовыми проявлениями тяжелого характера Майера, в очередной раз покидала их неустойчивый домашний очаг, тесть звонил мне и просил убедить ее вернуться. Но однажды Верочка ушла навсегда, и, следовательно, надобность в частом родственном общении со мной отпала.

Кошка тоже не очень стремилась к встречам с отцом, который, из-за своих заграничных вояжей, участвовал в ее воспитании опосредованно: преимущественно создавал для него материальную базу (весьма основательную). Такое положение всех устраивало.

И вот теперь я должен был по зову Нины Сергеевны приехать к Майеру немедленно.