Мари Джи - Теория Большого взрыва

Я закрыла книгу, попросила счёт и ушла. Пару дней спустя он случайно оказался в кафе где я сидела, а я как раз просила официанта пересадить меня на улицу. Заметила его, сказала официанту, что он неотрывно смотрел на меня в Шарле и спросила, насколько удобно теперь пересаживаться. Официант, который год уговаривал меня обратить внимание на кого-то из интересующихся мною мужчин, схватил мою сумку и унес за соседний с ним столик, крикнув по дороге – Удобно. Я рассмеялась и пересела. Мы опять оказались за соседними столами и он пошёл в наступление так быстро, как будто боялся, что я вновь уйду. Я дала ему номер своего телефона. Он позвонил. Через неделю мы обедали в Шарле, и он ни на кого кроме меня не смотрел. По моему, вокруг нас никого никогда и не было.

Улыбка признак слабости. В животном мире обезьяны улыбаются вожаку стаи, транслируя – я не опасен для тебя, ты сильнее, не бей. Стаи мужиков, которые расплываются в улыбке перед красивой женщиной, транслируют ту же мысль – я не опасен для тебя, не гони. Улыбка – основа политики продаж. Дети улыбаются всем, они подсознательно пытаются себя защитить. Никто не проявляет агрессии к тому, кто слабее. Все спокойно ставят лайки фотографиям некрасивых людей. Они не опасны. Им не завидуют. Они не вызывают агрессии. У агрессии всегда есть причина. Чаще всего это банальная неуверенность в себе. Люди могут простить другим массу вещей. Но из массы вещей они прощают что-то одно. Они могут простить богатство или красоту. Но богатство, красоту и ум одновременно – нет. По сюжету известного фильма Торнаторе – Малена, добившись самой красивой женщины деревни, её оставляет адвокат из-за недовольства своей мамы этими отношениями. Никого, конечно, не удивляет, что жильцы деревни не говорят, что он нечестно с ней поступил. Зрители не возмущены его поведением. Мы принимаем это как должное. Мы этого ожидали. Женщины не хотят, чтобы у такой красивой был еще и статус замужней. Тогда они не смогут смотреть на нее свысока. Мужчины не хотят, чтобы у соседа была такая жена. Кем они будут выглядеть на фоне него со своими женами. А если представить, что адвокат добивался не Малены. Другой. Туповатой, никому ненужной, некрасивой молодой вдовы. Добился и бросил. Вся деревня бы его стыдила: – Как же ты так поступил с бедной женщиной. Она тебе поверила, ты её обманул. У всех же такие жены, чем ты лучше нас. А теперь представьте, адвокат взял и ответил: – Ну, не люблю я её. Ту, другую, некрасивую, а может и эту тоже. Новая сюжетная линия. Адвокат из теста превращается в личность, которая может стоять против привычных ожиданий общества. И тут он начнет пугать жителей этой деревни. Люди боятся непонятного до ненависти. Общество в состоянии простить что-то одно. Адвокату – богатство. Малене – красоту. Недавно видела потасовку – мужик вышел из толпы матерясь на обидчиков и плача. В детстве, наверное, мы все через это проходили. Через состояние, когда ты материшься и плачешь одновременно. Момент бессилия. Многие, чтобы не плакать и не материться, улыбаются. В этом нет ничего плохого, когда вы транслируете миру, что вы хороший, неопасный и просите вас не обижать. Наоборот, те, кто больше улыбаются, имеют больше шансов выжить. Это вид эволюционного отбора. В какой-то мере, это мило. Но дружить с людьми, которые всем всегда улыбаются, не получится. Они ни с кем не дружат, они всю жизнь защищаются, обеспечивая себе безопасное место рядом с вожаком стаи. Все люди и нежные, и ранимые. Хрупкие. Но не все слабые. Чем они слабее, тем больше улыбок, неуверенности и подавленной агрессии. Люди, которые постоянно улыбаются, в действительности, в состоянии прощать остальным меньше всех. Вы видели серьезных бритоголовых, толстошеих мужиков, которые никогда никому не улыбаются. Им не надо. Но от них хотя бы знаешь, чего ждать. Они не бьют в спину.

Из окон музыкальной школы Чайковского гремела на полную мощность отстойная попса, дети пели и свистели. Это было забавно. Я включила камеру телефона записать. Дети заметили, что их снимают. Через минуту ко мне из школы выскочила возбужденная малолетка. Встала в угрожающую стойку, прислонившись вплотную пиздой к моему столу, на голове бейсболка, рваные джинсы стрейч.

– Это видео то, что сняли, сотрите.

– Не собираюсь.

– Ну, тогда я сейчас разобью твой телефон.

– Попробуй.

Теряется. Запинаясь:

– Вот мне восемнадцать, а тебе наверное сорок (пытаясь на глаз дать больше и задеть, не зная, что делает комплимент), но завтра я к тебе людей пошлю, они тебе руки оторвут.

Встаю, отталкиваю её от стола.

– Мне угрожать не надо. Я за себя постоять могу. Пошла вон отсюда.

Она убежала. Следующим ко мне из школы вышел взрослый, подошел, представился учителем вокала, улыбнулся во все лицо, извинился за ее поведение и попросил не публиковать видео. Я кивнула. Стерла. На другой день ко мне в кафе подходят пятеро испуганных пацанов с вопросом, кто тут вчера обидел их сестру.

– Ну, я. Какие вопросы?

Друг, который в кафе со мной ест суп, пытается меня защитить:

– В чем проблема, ребята?

Они радостно кидаются к нему, не ожидали, что их послали говорить с женщиной. Чувствуют себя не в своей тарелке. Улыбаются ему, пожимают руку, увидели доброго полицейского. Я прошу его сесть и не вмешиваться. Включаю камеру мобильника направляю на парней:

– Говорите, слушаю.

Они вздрогнули:

– А чего вы сразу камеру? Мы – поговорить.

– Говорите. Это я вашу знакомую толкнула. Пусть научится говорить раз. И будет готова, что ей ответят, если она кому-то угрожает – два.

– Ну, может ей неприятно, что вы её снимали! Нам неприятно. И мы можем вас так снимать.

– Снимайте. Меня не интересует, что вам приятно, а что неприятно. Это общественное место, закон мне снимать не запрещает. Вон у вас над головами еще две камеры висят. Здесь все снимается. Какие ещё вопросы?

Они испуганно смотрят на камеры висящие над входом в кафе:

– Нет вопросов…

Не готовы бить, не лезьте в драку. И улыбка тут может решить многие вопросы.

Если улыбка – белый флаг, то слезы – сгоревший предохранитель.

Я сидела в самолете и плакала. Такого со мной никогда не случалось: слезы по поводу отъезда. Я впервые не хотела улетать. Все мое нутро протестовало против отлета из города, в который я влюбилась с первого взгляда. Ничего особенного он не сделал, просто он был бесконечно красив. Гармонично и неисчерпаемо. Так красив, что от этой красоты захватывало дух. Он открыто смотрел в глаза и распахивал двери. Смеялся не пряча глаз. Крепко жал руку, радушно принимая гостей. Зеленый Корковадо коварной глубины изумрудом западал в сердце. Изумруд камень верности. Бразилия – страна драгоценных камней, как в прямом, так и в переносном смысле. Они везде. Их продают горстями на мерцающей розовым кварцем Копакабане. Бирюза, аквамарин, синий сапфир и зеленоватый турмалин – океана. Спелые рубиновые и яшмовые плоды. Россыпь хризолитов – пальмы. Дымчатый топаз – Сахарная гора. У камней есть душа. Древняя как Вселенная. Камни дышат. Рио пропитан их силой. Я сидела на Pao de Azucar на закате и мечтала остаться там навсегда. Хозяйкой горы. Медной горы хозяйкой, мерцая загорелой кожей на солнце как золотистый цитрин. Подумайте, много ли человеку надо, когда он влюблен – пару кокосов в день, немного солнца, океан, джинсовые шорты, гавайки и купальник. Тебе ничего не нужно в Рио. Когда ты в лучах заката смотришь на фигуру Христа, который с противоположной горы заслоняет солнце, ты почти уверен в его существовании. Никто и ничто не дает такой веры в присутствие бога как Рио на закате. Крутые подъемы и спуски улиц, заросшие непонятными тропическими цветами. Летающие над ними колибри. Сладковатый запах фруктов, разлитый в воздухе вперемешку с запахом моря. Ощущение счастья. Рио это допамин. Самолет улетал, слезы блестели на щеках хрусталем, из иллюминатора была видна статуя Христа. Город даже прощался красиво. Так получилось, что именно после этой поездки я прочла книгу о Каббале. Ее как раз разрекламировала Мадонна. Судьба продукта – реклама. Каббала считает, что наша душа возвращается к жизни для того, чтобы понять свою особенную цель, и как только эта цель достигнута, душа перестает воплощаться на земле. Когда цель достигнута душа становится чистой, просвещенной. И путь к просвещению – любовь. Идеальное оправдание жизни в которое хочется верить. Каббала, как и буддизм, даёт веру в то, что мы вернемся. Оптимизм во мне так велик, что я верю в переселение душ, и поэтому рамки христианства мне тесны. Всем хочется верить в то, что они вернутся. Как египетским фараонам, которые уходили из жизни со всей своей челядью. Они верили, что куда-то переезжают. В другое время и место. Свой Рио. Невыносимый людской оптимизм. Вид абстракционизма. В конце концов, жить в раю или аду, где нет спагетти с трюфелями, не интересно. Зачем вообще жить в раю, где все идеально. За что там бороться, над чем смеяться, что должно радовать в этой скуке перфекционизма. Идеальность – такой же стандарт как куклы Барби. Души без изъянов и дыр скорее пугают, чем радуют. Положение булгаковского Понтия Пилата «между» куда интереснее, у него есть пёс. Его кто-то любит. А любовь уже не идеальна. Никогда. И в то же время именно любовь – оправдание для жизни в любой религии. Я даже не знаю почему религий так много, если всю их суть можно передать одним словом. Словом о том, что бог – любовь, которую мы чувствуем.