Мари Джи - Теория Большого взрыва

Эволюция самый большой самообман человечества. Она прошла мимо многих. Это только с виду парень в рваных джинсах и с кольцом в носу кажется модным или продвинутым. Стоит поскрести его ногтем и под этим прикидом может оказаться орангутанг. По внешности не всегда все видно, хотя часто заметен интеллект. Нормальные на вид люди могут оказаться преступниками или сумасшедшими. Вообще, мне кажется, что люди не сходят с ума. Они просто ослабевают настолько, что становятся прибежищем бродячих душ, которые как булгаковский Пилат застряли между. Я люблю этого персонажа, он мне близок. Он похож на старика из борхесовской Утопии. Внутренним. Вы же не надеялись, что его душа живёт там одна. На уровне усталой невесомости – умыл руки, решайте сами. Мало ли кто был в этом состоянии. Даже идея о переселении душ в животных не кажется мне спорной. Это вполне возможно. Я помню жаркий день. Я вышла на перерыв. В кафе у здания Оперы встретила знакомого, который стоял с высоким широкоплечим мужчиной. Они заметили меня издали и знакомый, скорее всего, сказал, что он меня знает, потому что, когда я подходила, там уже шел разговор на повышенных тонах. Знакомый объяснял широкоплечему, что девушка не его уровня и знакомить его со мной он не будет. Мужчина негодовал и открыто орал на все кафе, что мой знакомый самовлюбленная сволочь, как и все ереванцы. Он отошел и обиженно встал в стороне. Рядом с ним оказалась огромная бродячая собака. Он опустил руку ей на голову и ласково ее погладил. Я никогда не забуду глаза того пса. В них было все – недоумение, испуг, неверие и такая огромная как мир благодарность, что такие глаза трудно забыть. Я бы при всей своей любви к животным не потянулась бы погладить эту пугающую душу. Я подошла к нему:

– Ты хотел со мной познакомиться?

– Да.

Я протянула ему руку. Я не знала, кто он, он был человеком, который был в состоянии погладить большого и грязного бродячего пса. Мы похожи даже на собак, которые нам нравятся. Противоположности не притягиваются. Притягиваются похожие души. Женщины всегда ожидают, что мужчина не должен бояться. Хотя это не логично. Людей, которые не боятся, не существует. Можно выпрыгнуть босым на снег из избы и бежать за медведем, который вышел из леса, но бояться его до смерти и кричать от страха, чтобы напугать. Это называется мужеством. Примерно так, по моему, мужчины ухаживают за красивыми женщинами. Красота – сила. Она покоряет. Подчиняет. Как детский взгляд, как искусство, как любовь и пугает как дикий медведь. Сюрреализм заключается в том, что когда мужчина, которых не привык бороться со страхом, чувствует себя неуверенно, он пытается найти в женщине изъян. Если невозможно противостоять соблазну быть с ней, то надо поверить в то, что она чем то плоха – так действует механизм страха. Если изъян не найден, он ставит ее в безвыходное положение для того чтобы она сделала что-то, что может его разочаровать. Когда она не разочаровывает, он впадает в депрессию. Он становится нервным и дерганым. Потому что понимает, что любит и, что он трус. С пониманием, что ты трус очень трудно жить. Люди будут бежать от него вечно. Более того, они будут пытаться уничтожить в своей жизни всех, кому это о них известно. Люди убивают за меньшее, чем за правду, которую не хотят слышать. Единственный выход из ситуации – бежать за медведем.

Top of Form

Проснулась я поздно, сновидение цепкими пальцами все еще держало мозг своими образами и лицами, но я не думала о нем, мне хотелось глазунью и анчоусов. Никакая мысль не может меня радовать с утра так, как мысль о завтраке. Я обожаю запах отельного завтрака. Запах в котором смешались ароматы омлета, вареных сосисок, жареного бекона и кофе. А десерты. Эти сногсшибательные сладкие радости хорошего отеля. Маленькие пироженки, круасанчики с медом и шоколадом, шампанское. Недавно смотрела, как какой-то дебил в программе о питании объяснял, что сладкое нельзя есть каждый день, сладкое, по его мнению, можно есть не более трех раз в неделю, это должно быть наградой. Наградой за что, за то, что мы его слушаем! Швейцарцы в среднем съедают по десять килограмм шоколада в год, каждый. И ничего, неплохо живут. Кто придумал правила о том, сколько раз в неделю можно есть сладкое! Сошлите его на Эльбу, пусть живет там. Отключите Эльбу от спутника чтобы его не показывали по телевизору, и он не знал, сколько раз и кто из нас что ест. То же мне, мессия! Кто эти люди, которые пытаются управлять нашим сознанием, пытаются объяснить нам, что и сколько раз нам можно. Что с чем носить. С кем спать. Что читать. Мне иногда хочется посидеть и посмотреть, как они живут и почему так несчастливы. Не может счастливый человек считать, сколько раз в неделю он ел десерт, ему не до этого. Он просто счастлив. Ему не важно какой день недели, какой год и сколько денег у соседа. У соседа, который его не грабит, прошу это учесть, потому что когда кто-то ворует у нас, это не может нас не беспокоить. Мы не бываем настолько счастливы, чтобы этого не замечать. Пару дней назад у меня с газона унесли елку. Я хочу посадить новую и подвести к ней ток, мне доставит огромное удовольствие если эту стерву, которая ворует у меня растения шарахнет разрядом в 220 вольт, и она останется там лежать до моего приезда, чтобы я плюнула ей в лицо. Да, это черезчур. Но мечты гипертрофичны. Когда едешь в Ереване по улице Проспекта и видишь, что каждый облицевал здание своего магазина кто чем. Черный, зеленый, бордовый гранит тут и там на туфовых зданиях, сердито думаешь, кто это разрешил. Хотя о чем можно говорить в городе, где мэру пришло в голову вырыть перед зданием мэрии прудик размером три на два. Сбылась его детская мечта. Туда, на Эльбу. С проповедником по питанию. И пошлите им от меня лично ящик вина с мышьяком. Рамки христианства для меня тесны – я не против убийства, я не считаю, что убийство делает нас таким же как того человека, которого мы убили за то, что он обгадил наш город. За то, что он нас грабил, за то, что из-за него люди стоят и копаются в мусоре в поисках пропитания. Убийство этого человека не может сделать нас плохими. И да, мне можно бить женщин.

Парень, с которым я познакомилась в кафе у Оперы, Артур часто звонил и приходил посидеть со мной во время моего рабочего перерыва в кафе перед гостиницей Мариотт. Никакого намека на ухаживания. Я помогла ему выбить свой паспорт у женщины, которая его удерживала. Он заплатил ей денег, она обещала поговорить с послом и выбить у него американскую визу, взяла деньги, отказалась возвращать паспорт и стала шантажировать Артура, угрожая обратиться в полицию, если он попробует что-то предпринять. Дикие девяностые. Я позвонила ей и запугала насмерть, представившись помощником замминистра Иностранных дел. Она проверила эту информацию по своим каналам, перезвонила и вернула ему паспорт. Решила не связываться. Он был благодарен. Как-то он позвонил и сказал, что хочет пригласить меня на интересное зрелище. Мы долго ехали в непонятном для меня направлении, пока не доехали до какого-то поля за городом. Местность напоминала пустыню Дикого Запада, и только огромное количество крутейших тачек, которые там стояли, не позволяло представить, что сейчас из-за горизонта перед тобой появятся индейцы верхом на своих лошадях. О людях, которые там собрались, говорил весь город. Их знали все. Они обнимались, целовались, переглядывались. Я была единственной женщиной среди них. И Артур явно гордился моим присутствием. Посередине места, где мы собрались, был произвольный ринг. На нем стояли двое мужчин и держали на поводках своих исходящих бешенством собак. Овчарка и волкодав. Это были нелегальные собачьи бои. Ставки доходили до астрономических в то время сумм. Артур поставил 10 000 долларов на волкодава. Его друзья все с улыбкой полушёпотом спрашивали, кто я. «Сестра», – сказал он. После этого заявления никто не поднял на меня глаз, его авторитет среди этих людей был непререкаем. Собаки лаяли, пена капала у них из пасти. Люди подстегивали их. Ставки были сделаны, поводки отцеплены, звери бросились друг на друга. Толпа иступлено орала. Колизей. Древний Рим. На ринге сошлись два гладиатора. Бой был до смерти. Такие были правила. В клубах пыли собаки исходили кровью и клочьями шерсти. Через минут семь, волкодав вцепился овчарке в горло и больше не отпустил. Она сопротивлялась и хрипела, но шансов у нее больше не было. Глаза ее постепенно стекленели. Я стояла, слезы в глазах и смотрела на Артура умоляющим взглядом: – Все ведь понятно, зачем до смерти. Хозяин овчарки с трудом дышал, ему было жаль свою собаку. Знакомый нарушил правила, сославшись на мой пол, и мужчины сделали на него скидку – волкодава оторвали от овчарки. Не уверена, что она выжила, но смотреть на это было невыносимо. Я долго не понимала как, как человек может одновременно гладить по голове бездомного пса и смотреть как его душат. Он был не такой, как я. Много лет спустя мне пришлось ему это объяснять, когда он решил, что он меня любит. Любовь не идеальна или многие ошибаются с нею.