Александр Лепещенко - Монополия

– Да, пап, сейчас…

– Молодёжь, вы это… Вы и завтра можете поиграть… Но только с двух до четырёх…

– Пап, а можно подольше?

– Нет, Лёшка… Мы после четырёх за продуктами поедем в «Ашан».

– А, ну ладно!

– До завтра, дядь Дим!

– Пока, Дашунь! Смотри, телефон у нас опять не забудь…

– Правда, всегда его забываю… – Девочка вся светилась изнутри, точно в ней горела маленькая лампочка.

«Нет, никакая она не плутня, – подытожил Дмитрий Алексеевич, – просто расхристанная немного».

Фонарёв закрыл за детьми дверь и прислушался.

– Эй, Маруся! Куда ты запропастилась?

– Я ужин вам разогреваю… Будете макароны доедать.

– Хорошо, пацан вернётся – и доедим, – протянул Митя, заглядывая к жене на кухню.

– Пойми, умаялась я сегодня… Как будто две смены в детском саду отпахала…

– Да понимаю, Марусь… Что ты оправдываешься?

– А вот и Алёша!

– А ты что, мам, узнала меня по походке? – послышался певучий голос из коридора.

– Конечно, топаешь как слон.

…Время тихими шагами проходило мимо.

Младший Фонарёв давно спал в своей комнате, а Фонарёв-старший, приглушив кухонное радио, разглядывал жену.

– Не хочешь слушать про Алеппо?

– Не хочу… За целый день в маршрутке наслушался.

– Ну а что ты так держишь меня глазами на привязи?

– Любуюсь твоими веснушками, Марусь.

– Всё это, как ты выражаешься, ерундейшая чепуха…

– Нет, правда, любуюсь!

– Неужели я лучше молодых цокалок?

– Кого?

– Ну, этих девочек на шпильках…

– Так, с этого места поподробнее… Хоть к чему-нибудь прицеплюсь воображением…

– Во наглец!

– Это я наглец? Ну, держись…

Он повлёк её к себе, и она не противилась. Прикосновения её ласкали, как сливки… Когда спустя час она высвободилась из его объятий, луна за окном побелела. Было тихо, и снег работал добрый.

– Мить, кофе сварить? – слабым голосом спросила Маруся, запахивая халатик.

– Да нет, наверное… А то не засну потом…

– Ладно, и я перебьюсь…

– Марусь, пока не забыл… Перепёлкину твою видел сегодня… Как ты с ней такой работаешь?

– А вот так… Чёрта нянчить – не унянчить… Помнишь выборы? Всем нашим воспитателям в тот день досталось… Заведующая заставляла обзванивать родителей и спрашивать, голосовали те или нет… А повара, дворник, завхоз и мы, няньки, бежали на избирательные участки просто вприпрыжку… Противно!

– Вот-вот… Особенно, когда сапожищем на голову…

– Да, сапожищем… И готово… опять, как говорится, рай…

Дома стояли потухшие.

За окном висела ущербная луна, и Фонарёву казалось, что она ещё больше побелела.

Мужчине не спалось – тоска и язва пожирали его.

«Я так и не рассказал Марусе ни о бургомистре, ни о питерских, ни о чём… Эх, какой у неё был взгляд! Почему о выборах этих вспомнила? Что её гложет? Она так плотно сжала губы, как будто дверь закрыла…»

– Попробуй её открыть, – повторял бессвязно, как бред, Митя, – попробуй!

Маруся рассеянно глядела, как бледнеет разлитый на полу солнечный свет. «Что же я застыла? Пока дети на прогулке, надо убраться… Может, с туалета начать? Нет-нет, лучше с группы…»

Женщина припомнила о том, что натворил в туалетной кабинке Мартин и скисла.

«Мал клоп, да вонюч… Э-э, Митя бы точно возмутился. Сказал бы, что о детях даже думать так нельзя… Да, нельзя. Но познакомься он с этим Согуренко Мартином, то, может, и переменил бы мнение… Нет, ну почему родители выбрали такое имя? Почему, а? Оно же нелепое…»

Мокрая тряпка послушно поволоклась за шваброй.

«Неужели я детей не люблю? Так порой злюсь на них… Наверное, просто вымоталась? Одна на две группы… А ведь заведующая сулила место воспитателя: «Уж ты, Фонарёва, в “Светлячке” нашем посветишь!..» Ага, спасибо, нянькой все эти четыре года так и светила… На кой только в пединститут сунулась? Дурочка дурная!»

Иссиня-бледноватый кафель в туалете отмылся на удивление так же быстро, как и ламинированный пол в группе. Маруся вылила грязную воду, сменила мешки для мусора, протёрла зеркала. И тут с улицы влетели дети, будто туча саранчи.

«Ой, успела!» – Женщина отпрянула, точно увидела что-то пугающее.

Впереди всех маячил желтоватый малый Мартин – соломенного цвета волосы и глазки. Он бежал к Марусе и, как она про себя называла это, козлогласил. То есть дико, с подвывом орал. Добежав, он обхватил её руками за талию. И вдруг расплакался так, будто замяукал котёнок.

– Милый мой, ну перестань! – успокаивала мальчика Фонарёва. – Что случилось, а?

Согуренко, размазав по щекам слёзы, притих и доверительно посмотрел на няньку. Она тронула его волосы и крепче прижала к себе. А в толпе детей прорубилась какая-то просечка, улица, и возникла воспитательница Катя Закаева. Это была маленькая, худенькая брюнетка с ужимками ящерицы, отбросившей хвост. С трудом переводя дыхание, девушка сказала:

– Ты почему сбежал от меня?

Мартин сделался густо-красен, но ничего не ответил.

– Ты это, Катюш… Не ругай его… Он больше так не будет. Правда, Мартин?

– Да, правда, – охотно согласился мальчик.

– Ну и молодчина! А теперь, детки, послушайте меня… Раздеваемся, моем с мылом ручки и садимся обедать…

Вся толпа тотчас схлынула – дети заторопились выполнять нянькины распоряжения.

– Как ловко вы с ними, Мария Сергевна… – Закаева замялась, но потом продолжила говорить: – Не знаю, что бы я без вас делала… М-да, и спасибо за Мартина!

– Пожалуйста, Катюш! Но ты давай держись… Тебе нельзя раскисать…

– Вы правы… Знаете, как на меня заведующая уже косится? Боюсь её до смерти…

– А ты не бойся! Всё будет хорошо…

– Скажете тоже, – протянула расстроенно девушка, – мне давно пора уволиться…

– Ну-ну, Катюш, успокойся!

– Нет, я неудачница и уродина.

– Брось! Ты вон какая симпатичная… И жених у тебя – красавчик…

– Правда?

– Катюш, ты как ребёнок…

Закаева убрала с лица прядь густо-чёрных волос и улыбнулась.

– Вот и жених… Ну, мой Саша то же самое говорит…

– Ладно, пойдём кормить наших гавриков… Пойдём?

– Мария Сергевна, вы – такая… Вы – славная… Добрая… Заведующая просто обязана вас на группу поставить… Вон «пятёрка» без воспитателя!

– Катюш, она не поставит.

– Но почему?

– Да потому что… Перепёлкина предупредила меня о сокращении… Работаю до новогодних праздников, а потом с вещами на выход…

– Как она могла? Вы так старались!

– Ладно, Катюш! Пусть это на её совести остаётся…

После обеда начал реять лёгкий, редкий снег, и заведующая отправила Фонарёву чистить центральный вход – помогать детсадовскому дворнику. Закаева от этого ещё больше расстроилась. Она словно смотрела на всё сквозь мутное стекло. Марусе даже пришлось её после утешать.