Александр Гордеев - Дай руку, капитан!

А вот семья Ивановых накрывает стол прямо во дворе, рядом с коровьим хлевом, там же в отдельном закутке хрюкают свиньи на откорме. За столом Яков Тарасович – крупный, плотный, большеголовый мужчина. И он прошел через войну. На одной из бесхитростных фронтовых фотографий, висевших в рамке на стене, мальчик видел его с друзьями на трофейном мотоцикле в пилотке, ватнике, стеганых штанах и валенках, перепачканных мазутом вперемешку с грязью. Лицо усталое, а в глазах – блеск лихости. На другом снимке, в группе товарищей, глава семьи заснят с кинжалом на поясном ремне. Только знаток скажет, что это за кинжал. Таким кинжалом с надписью «Все для Германии!» награждали только высокопоставленных эсэсовцев. Значит, в какой-то из моментов боевой жизни он имел дело с гитлеровскими головорезами.

После щей тетя Груня подает на стол мужу, сыновьям Семену, Алексею, Василию, Владимиру, дочерям Надежде и Машеньке миску вареников с творогом.

Что-то странное подметил в этой посуде скромно сидевший в стороне Андрейка. Где-то он ее видел? Ах да! В больнице. Это же – обыкновенный ночной горшок. Ну и что? Он же чистый, в него никогда с момента покупки по нужде не ходили. Этот вместительный горшок ярче всего подтверждал философию жизни взрослых в послевоенное время: главное, чтобы к зиме все были одеты, обуты и каждый день сыты. Тем более, что другой посуды – фарфоровой, фаянсовой или эмалированной – в сельпо не поступало.

– Не ты ли дружок моего Вовки? – спросил Яков Тарасович. – Давай подгребай к нам, поешь вареников наших, поокунай их в сметану!

…Новые друзья появились у Андрейки на окраине хутора, между МТС и нефтебазой. Там стояла невзрачная халупа на полторы комнаты, продуваемая всеми ветрами. И жила в ней очень и очень бедно семья Абрамовых. Дети Абрамовых, почти подросток Вера и ее брат Вовка, постарше Андрюшки на целый год, дружили крепко.

Как-то забрели друзья в хибарку, спасаясь от ноябрьского холода, и застали Веру за шитьем.

– Ты что же? – с упреком спросила она, качая головой, у брата. – опять в ботинках без носков в школу ходил?

– Да где же я другие носки возьму, если старые все в дырах?

– Знаю, как ты их в решето протер. Я тут старые мамины чулки нашла, трикотажные. Вот сейчас лохмотья снизу обрежу и зашью. И будут тебе совсем новые носки.

Старательно сопя, Вера черными нитками, через край, кладет ровный шов на светло-коричневом чулке. Оттянув нитку на иголке, перекусывает ее на последнем стежке и протягивает брату.

– Ну, Вовка, теперь тебе теплее будет, бегай сколько хочешь. Я и себе такие же чулки соображу…

Потом Вера варила исключительно картофельный суп. Крошила в него необжаренный лук, капала чуть-чуть растительного масла и говорила:

– Вот сейчас вскипит, и мы горяченького похлебаем. Вот увидите, от варева нам теплее станет. И ты, Андрюха, присаживайся – хлеба на всех хватит.

– Ты, Верка, совсем как мама разговариваешь. Спасибо тебе! – выразил благодарность ее растроганный брат. – Правда, носки для меня получились… без пяток.

– Ха-ха-ха! – смеется Вера. – Ну кто тебе в обушку заглянет? Зато на всю зиму хватит.

Как часто видел Андрейка на глазах сестры и брата горькие слезы! Особенно в те минуты, когда они, убрав все лишнее со стола, скрипя стальным пером, очень крупным почерком писали очередное трогательное письмо милой мамочке в далекую тюрьму.

Каждый раз, заканчивая нехитрый рассказ о трудном без нее житье-бытье, они в письме целовали ее миллион раз. А может, и больше, до тех пор, пока в нижнем правом углу на листке ученической тетради в косую линейку хватало места для нулей.

Это со временем Андрей узнал, что в семье Абрамовых сразу же после родов умер третий ребенок. И нашлись «доброжелатели», которые сгустили краски перед властями. И дали матери по суду несколько лет заключения.

А отец ничего не умел делать, потому что не имел специальности и его сразу «забрили» на фронт. Добывал кусок хлеба как придется, в основном разнорабочим. Для него, бывшего автоматчика, мирного времени не существовало. После контузии на фронте он все еще «воевал». О нем говорили, что у него «вся психика надломлена».

Что такое «психика», Вера с Вовкой объяснить Андрейке не могли. Может, лицо у него было слишком рябое? А может, зубы не как у всех людей – с блестящими, железными коронками? Им было страшно, когда отец приходил домой в сильном опьянении и грозил детям, что «возьмет их в плен», «к стенке поставит», а то и «из автомата расстреляет»…

Наконец, господь Бог услышал слезные мольбы детей, и их маму выпустили из тюрьмы. Наверное, впервые несчастные Вера и Володя ощутили небывало теплую заботу о себе и услышали ласковое слово. Тут и одежда чистая и выглаженная, тут и запахи густого борща или жареной картошки. Но отец встретил другую женщину, а мать с детьми переехали неизвестно куда. А вот куда? Этого не знала даже брошенная халупа с дверью, наискось забитой доской.

Что касается воспитания детей, то многие вопросы, связанные с этим, решали сходами. При конфликтных ситуациях, а их было не так уж и много, шли в сельсовет, как к верховному судье. Чувствовалось влияние общины, как в старину. Сейчас бы сказали – коллективизма. При этом придерживались определенных правил.

Редко какая из детских шалостей проходила незамеченной. Например, на улице зарвавшегося озорника мог остановить любой взрослый и напомнить ему о стыде и совести. Уж что-что, а эти слова впитывались в кровь и сознание основательно. Если не действовали никакие увещевания, считалось в порядке вещей оттрепать виновного за уши, выговаривая при этом, за что именно, чтобы тот больше так не делал.

Родители в таких случаях за провинившихся детей не вступались.

Конечно, сейчас все не так. Хорошо ли это, плохо ли? Только одно можно сказать: все хорошо для своего времени.

Во второй ли, в третий ли класс ходил Андрей Ковалев, только с каждым разом, когда из репродуктора на стене вырывался футбольный марш и начинал тараторить, захлебываясь в волнах эфира, голос диктора, покрывая гвалт болельщиков, ему становилось все понятнее и понятнее, что такое футбол. Приходило и другое понятие – как велика Родина, которая не ограничивается одним только хутором Дёминским – маленькой песчинкой на ее необъятных просторах. Диктор говорил, что передачу из столицы слушает вся страна, что в больших и маленьких городах болельщики с нетерпением ждут результатов встречи команд.

…Итак, мальчик ходил в школу во вторую смену. Отсиживал за партой положенные уроки, иногда стоял у доски, спрягая глаголы или решая арифметическую задачку. На переменах играл с друзьями в догонючки.