Игорь Кулькин - Волчий Сват

– Ну что ж, наверно, это способ выхода из ситуации.

И тут, стерва, сказала красиво и непонятно.

Дальше они встречались как брат и сестра. И он все слушал и слушал, что втолковывала она ему, и возникало какое-то прояснение, – еще не понимание, а только намек, что вот-вот станет и ему ясно многое из того, что неведомо теперь.

Роза была членом комитета комсомола. Куда скоро затащила и его. И он с умным видом просиживал многие часы, решая неизвестно что и, главное, не ведая, ради чего.

Если Роза была отломком, вернее, сколом от какой-то глыбы неизведанного, что ли, то девки, с которыми он корогодился сейчас, были понятны и исчерпывающе глупы своей первородной бабской глупостью, и оттого с ними ему, уже ушибленному чем-то необычным, было совсем неинтересно. Вернее, он не прочь был бы сейчас распять под каким-то кустом, скажем, ту же Вераку. Да хотя бы и Таньку. Но это все в дополнение к ощущению природы, что ли. Мысленно же он старается вступить в словесный поединок с Розой Ринской, чтобы хоть единый раз, хоть ноготочком, но колупнуть ее внимание, а может, даже и услышать что-либо одобрительное, как, например, оценила она его старание там, на пляже:

– Судя по твоему усердию, это твое истинное призвание. Но я бы очень сожалела, если бы оно было единственным.

– Коля! – извлекла его из лона воспоминаний Верака. – Может, тебе с нами скучно?

– Да что вы? – воскликнул Алифашкин. – Я рад, что проведу с вами время до отъезда.

– А скажи, – обратилась к нему Танька. – У тебя есть кто-нибудь в городе?

Николай чуть помедлил с ответом, потом произнес без тени вранья:

– Почти нету.

– В каком смысле? – поинтересовалась Верака.

– Встречаюсь я там с одной. Только…

– За нос она тебя водит? – озабоченно произнесла Танька, заполнив порожденную его заичкой паузу.

– Не совсем. Мы с нею контачим по комсомольской линии.

Подруги, подвсхохотнув, разом завели:

И только тут его отпустило то саднение, что жило в душе. Пусть он не обойдет всех своих заветных мест, зато вовсю назубоскалится с этими, такими понятными и доступными девками, которые с замиранием всего, что только может замереть, будут ловить каждое его слово, и для кого он так же пугающе умен, как для него Роза Ринская.

И он их, порывисто приобняв, закружил вокруг себя.

Это село оправдывало свое название; а величалось оно Бородаевкой; и то ли по иронии совпадений, то ли по специальной прихоти, но все мужики, у которых курчавилась или прямоволосилась растительность на подбородке, носили бороду. Бородатым был сам председатель Мирон Назарыч Толкованов, под стать ему выглядели и все правленцы. А у порога в сельсовет сидел прямо на земле сельский дурачок с такой дремучей и роскошной бородой, что ему позавидовал бы сам Карл Маркс.

Кстати, в кабинете председателя висело множество портретов не только вождей, но и ученых и даже писателей. И критерий, как вскорости понял Николай, был один – оригиналы должны были быть в момент их запечатления бородатыми.

И тут Николай вспомнил слова отца, когда тот отряжал его отсюда:

– С Мироном не соскучишься.

Толкованов был действительно из тех пересмешников-продумцев, которые очень трудно воспринимаются всерьез и вместе тем – в небольшом количестве – считаются необходимыми в руководстве. О них любит говорить высокое начальство за выпивкой или при развлечении, скажем, столичного гостя. А те, коль они себе на уме, с долей импровизации подыгрывают, всегда правильно трактуя роль, которая им уготована. Даже тогда, когда они за какой-либо производственный просчет требовали сурового наказания, начальство не решалось употребить крайность своей власти по той причине, чтобы не сбить их с орбиты славы, которая за ними укрепилась.

На более же низком, как любит говорить сам Толкованов, «базарно-колхозном» уровне пересмешников-продумцев воспринимают совсем по-другому.

– Для нас он, – сказал как-то на собрании один из стариков, – как имя, что отчеством повязано, не разорвать. Убери Мирона с его подначками-подъеферками, да что греха таить, и с матом-матюгальским, и мы, «назары», можа, чуть-чуть и попляшем, как рыбы на сковородке, а потом, известное дело, лежи по стойке смирно и жди, когда слопают.

Кто-то из начальства в свое время назвал колхоз «Большевик», в котором председательствовал Толкованов, «Бородаевской вольницей». И так оно, наверно, и было. Ибо в пору, когда за каждый лишний гектар паров голову отрывали, у Мирона Назарыча под ними чуть ли не половина площадей гуляла.

Словом, в данном случае произошло полное слияние колхоза с его председателем, что может подтвердить тот факт, что за время пребывания в Бородаевке Толкованова на него не было написано никуда ни одной анонимки. Случай, прямо скажем, из тех, о которых можно только мечтать.

И вот еще что удивительно. До того, как возглавить «Большевик», как он пошутил еще на собрании, где его выбирали, «хозяйство для беспартийных дерзаний», Мирон Назарыч понятия не имел как что растет и что откуда происходит.

– Но у меня, – похлопал он по книге, что лежала перед ним, – есть учебное пособие.

– Покажь нам его! – крикнул кто-то.

Он воздел руку с книжкой. И все дружно загоготали. Это была «Поднятая целина» Шолохова.

– Одного тебе не хватает, – выхватился среди прочих тот же голос.

– Чего же? – простовато спросил Толкованов.

– Нагана! – догадливо выкрикнули сразу из нескольких мест.

– Зато у меня кулаки дальнобойного действия!

Теперь уже общий смех поломал зал. Потому как новый председатель был мелконького росточка и с такими миниатюрными кулачками, что, кажется, окажись рядом добрая курица, она склюет их заместо зернинок.

– Ну как вы, наверно, поняли, – сказал в «предтронной» речи Мирон Назарыч, – я не кот в мешке, о котором не знаешь, какой он масти и как царапается, и не голый, что идет по базару и думает, что никто не видит. Я перед вами телешусь и карябаюсь потому, что партии так надо, а я – коммунист и мне деваться некуда.

Биография у Толкованова действительно, прямо скажем, ни с какой стороны не тянула на председательство. После школы, которую он не закончил, Мирон Назарыч пошел воевать.

– Вернее, пополз, – уточнил он. – Поелику шел я только до вагона, в котором везли на фронт. А все остальное время ползал. Потому у меня ниже пупка мозоль значительного размера вскочил.

– Ну про большину не молвь, нас есть кому проверить, – поняв его шутку как вызов к дальнейшей несерьезности, крикнул кто-то.

– Ты насчет партии-то полекше, – предупредил «сват» – представитель райкома.