Игорь Кулькин - Капитан дальнего следования

Он стал задерживаться на работе, а иногда и ночевал там – ему в кабинет перетащили диван из холла. А по утрам, проснувшись, он выходил на балкон, широкий и просторный, с белым парапетом, и представлялась ясная и солнечная картина – уходящая вдаль Волга и город, разворачивающийся, словно тонкая, хрустящая карта, перед глазами. Он умывался в комнате отдыха, чистил зубы, разбирал вялые бумаги, столпившиеся на столе еще с вечера. И как-то с утра дверь распахнулась – очень сильно, ударив ручкой стоявший возле нее столик. Вошел Филип – он всегда так неуклюже открывал двери – и следом за ним незнакомый молодой парень, скуластый и темноволосый.

– Один из лучших молодых журналистов города! – отрекомендовал Филип, – будете знакомы, Евгений Иннокентьевич! Это – Павел…

Ночь, как паранджа, темная. Слишком долго тянется тьма, словно и не было никогда рассвета. Даже луны не видно, только матовое, розовое сияние неба. Павел долго не мог понять, почему именно розовый свет за окном, который постоянно лился и лился в окна, какой бы темной ни была ночь. И вот как-то ему объяснили, что это сияние многих огней – фонарей и витрин, которые, слившись в небе, мерцают и в осень, и в зиму.

«Как это странно, – думал он, глядя на этот задумчивый сумрак, розовый сумрак, – как это странно, что человек захватил все, все переделал, даже цвет неба он изменил, и совсем не нарочно, а так, мимоходом. Просто живет человек – а небо ночное совсем другое, чем сто лет назад. Может, и мы от этого другие, что сами не заметили всех изменений, что в мире случаются? Сто лет назад люди удивились бы, а теперь… многие и не замечают даже. Мысль интересная».

Павел потянулся к тумбочке, хотел записать себе про запас – об изменчивости мира – но ручка сорвалась и упала куда-то в темную пропасть, за тумбочку.

«Все, – решил Павел, – человечество потеряло новую идею».

Вставать было лень. А не спалось просто отчаянно, дико. И причину понять он не мог. Уставал за день так, что казалось – чуть порог переступит, сразу в постель. А так не случалось. Телевизор, кофе – ложился уже за полночь, когда ломило виски и пряный, бархатный вкус кофе становился терпким, неприятным. Зачем полуночничал, он и сам не понимал. Телевизор словно усыплял сознание, и фильм за фильмом, программа за программой текли бесконечно, а на часах уже два ночи, и какая-то очередная голливудская лента заманчиво разворачивает эмблему своей компании на экране. Спать? Нет, интересно.

Фильм заканчивался в половине четвертого. Павел вставал с кресла так тяжко, словно трудился грузчиком эту ночь. Усталость просто агонизировала в нем – казалось, веки разорвутся, если он моментально не уснет, не выпадет из этого ритма. Но он ложился в постель, и сон не шел, хотя чувствовалось, что он рядом, где-то здесь, в запутавшихся занавесках, но он не шел, и Павел лежал, уставший, выдохшийся, и смотрел в окно – долго, болезненно. Почти каждое утро он видел, как медленно, почти незаметно, торжествовал рассвет. Словно дождевые капли, струились по стеклу лучи. Наконец-то.

Обычно он засыпал, когда было совсем светло. Когда уже казалось, что спать бессмысленно, потому что вставать уже через два часа, все равно не выспаться, и уже всерьез думалось о том, чтобы встать и заняться чем-нибудь полезным, например книгу почитать, а не смотреть в окно, – сон приходил. И он был сладок, этот выстраданный сон, который совсем не бодрил и не давал настоящего отдыха, но он – был. И приятно ныло тело, когда он вставал в восемь утра, оглушенный мелодией своего телефона, поставленного на будильник, и шел, шатаясь, в ванную. Ледяные струи бились в пальцах, и словно немело лицо, пока он умывался и долго вытирался полотенцем.

Потом шел на кухню. Чайник недовольно гудел, закипая, и, как горсть черного золота, падал в чашку кофе. Приятное тепло разливалось по телу, медленно яснели мысли, густой запах кофе завораживал, и казалось таким приятным и улыбчивым утро, которое за окном уже было в разгаре. Пьянящей музыкой звучало радио, звонко журчала на сковородке яичница, Павел, в широком халате с фиолетовыми полосами, раскрывал газету.

Из дома он выходил в половине десятого – до работы добирался на маршрутке, которая выезжала из-за угла, блестя желтым каркасом, всегда в одно и то же время. Приезжал в редакцию, и пока шел по ее сумрачным коридорам, жажда работы – немедленной, результативной работы – захватывала его, и адреналин бил в кровь. Работа ему не надоедала. Уже два года прошло с того памятного дня, когда он переступил редакционный порог, смущаясь, представился главному редактору и услышал от него главную заповедь – «приходи всегда с материалом». С тех пор жизнь журналиста его захватила. Он не мог без нее помыслить своего существования – вставать, куда-то идти, о чем-то думать – зачем, если не ради работы?

Он вошел в кабинет. Улыбнулась Оксана:

– Доброе утро.

– И тебе того же, и тебе, – улыбнулся Павел и повесил на спинку стула пиджак.

Оксана, коллега Павла, была очень избирательной девушкой. Устраиваясь на работу, она долго собирала информацию о газете – не желтая ли, не скандальная, не фашистская? Ее все успокоили. Серьезная политическая газета. Никаких вольностей, сплошной официоз. Это ее устроило.

Она тщательно осмотрела свою будущую комнатку, приглядывалась к напарнику – Павел ей сначала не показался, что было в нем ветреное, совсем юношеское. «Ухаживать начнет – сколько проблем-то будет. Вот не везет, честное слово. Желторотики сплошные попадаются…» Но время шло, дело спорилось, сработались они без проблем. Павел шутил и вкалывал легко, без напряжения. Все ему было в радость. Ухаживать так и не начал. С какого-то момента этот факт стал Оксану оскорблять.

– Больной он, может? – говорила она лучшей подруге, – тогда хоть понятно. Уже три месяца работаем – и ни намека.

Подруга стряхивала пепел с сигареты и усмехалась:

– Ты его с двадцать третьим поздравь. Подари что-нибудь, поцелуй в щечку. Он тебе на Восьмое должен будет что-нибудь презентовать. Так и пойдет…

– Да сдался он мне, – фыркала Оксана, – еще я за мужиками не ухаживала… – Затянувшись сигаретой, продолжала: – Ты помнишь, как на прошлой работе? И шеф, и зам, и менеджеров человек пять… Фу. Достали они меня. Уж пусть лучше так…

На двадцать третье февраля она подарила ему плюшевого медвежонка. Сказала:

– Он на тебя похож. Неуклюжий зверюга, но симпатичный.

Павел ее поблагодарил. В ответный день, Восьмого марта, он ей преподнес вазочку, синюю в белую крапинку. Поцелуй в щеку был быстрый и какой-то суматошный.

– На корпоративку пойдешь? – спросила Оксана.

– Нет, – ответил Павел, – в театр иду.