Юлия Шумова - По волнам инклюзии

За разговорами прошла ночь. Мы встретили рассвет, а уже к обеду разъехались по домам, с хорошим настроением и приятными воспоминаниями, а Костя – ещё и с кочергой ручной работы.

В тот год Пасха выпала на первое мая. «Двойной праздник! – радовались мы, – День труда и Пасха! Даже немного символично!» «Труд из обезьяны сделал человека», – примерно так рассуждал великий философ Фридрих Энгельс, когда анализировал процесс эволюции представителей Homo sapiens. Пожалуй, это стоит отметить. Но не все согласны с теорией немецкого мыслителя, ибо есть высокоразвитые животные, сплочённые в группы со строгой иерархией и даже использующие примитивные подобия орудий труда, при том в человека так и не превратившиеся. Однако оставим научные диспуты и перенесемся в аэропорт Кольцово, где мы с Сашей и приятельницей Мариной уже несколько часов томились в душном терминале. Я давно мечтала посетить Армению.

Первое, что мы услышали, прибыв в аэропорт – звучный мужской голос, напевающий на армянском. Как на турецкий язык похоже. В припеве угадывалось вполне интернациональное: «Мама Армения!»

Воображение рисовало закавказские горы, знаменитый Севан, жаркое солнце и запах шашлыка. Убаюканная пением, я задремала. Вдруг совсем рядом очень знакомые голоса. Наши ребята-спортсмены что-то оживлённо обсуждают. Эх, ребята! Такое очарование развеяли! А ведь с этими людьми мне предстоит жить бок о бок без малого две недели, глубоко в горах, на берегу озера Севан. Вот уже несколько лет я хожу под парусом, а тут наши захотели себя ещё и в гребле на каяках попробовать. Я решила не отставать.

Первые мгновения в аэропорту Еревана сулили жару и закавказский загар. Всё необходимое для пляжных удовольствий при мне: крем, купальник, майки, шорты… До лагеря добрались поздним вечером. Дорога вилась по серпантину влево, вправо, влево и снова круто вправо. Чем дальше от Еревана, тем холоднее и дождливее. В самом лагере как-то уж совсем мокро и прохладно оказалось. В домиках уютно, правда, сыровато. На полу ковролин, из мебели – кровати, стол да обогреватели. Марина толкает меня в бок, тон её то ли вопрошающий, то ли угрожающий:

– А мы точно в купальниках здесь не замерзнем?

– Конечно, нет! – храбрюсь я. – Завтра жара будет, да и сейчас вроде не холодно.

Но уже через час натягиваю на себя всё, что сумела вытряхнуть из рюкзака: носки, шапку, куртку, чью-то кофту. Укутавшись, как капуста, ложусь спать. Нехорошо, конечно, одежду товарищей присваивать, зато тепло.

Озеро Севан очаровывает. Вода чистейшая, но очень холодная. Берег песчаный, а где-то в заводи нестройным хором голосят лягушки, им вторят чайки. Прочих звуков не слышно. Воздух словно звенит от эха, отражённого от скалистых стен. Вокруг высоченные горы со снежными шапками; запах душистого чабреца ласкает обоняние. Местные собирают чабрец со склонов и тут же заваривают с ним чай. Основа местной кухни – поджаренные на сливочном масле кусочки лаваша в коричневом рисе или булгуре, лимонный мохито с веточкой ароматной мяты и изобилие свежего козьего сыра.

В один из дней мы с ребятами пошли в Артаниш – село, расположенное в нескольких километрах от нашего лагеря. Видим часовню: надо зайти. Голые стены, ни одной иконы. Свечи никто не продаёт: они лежат аккуратной кучкой – бери, зажигай и ставь в ящик с песком. Подобное доводилось наблюдать в Иерусалиме, где свечки также ставят в песок. А в Германии свечи тоже никто не продает, и цена не установлена – плати, сколько считаешь нужным.

Идем дальше, мимо кладбищенских построек. Усыпальницы в виде маленьких домиков, словно небольшой безлюдный городок. Дальше – мимо магазина и школы. Местные ребятишки, перепрыгивая через коровьи лепешки, идут вместе с мычащим стадом – похоже, возвращаются домой с учёбы. В магазине продавщица-армянка смотрит какую-то русскую «мыльную оперу», сочувственно вздыхая, печалясь о судьбе главной героини. Здесь всё прямо как в наших селах.

Вдруг останавливается тонированная зеленая «шестерка» – обычный ВАЗ, судя по всему, очень древний. Машина грохочет, трещит и подпрыгивает. За рулём военный, пытаясь переорать рокот двигателя, выкрикнул из окна:

– Дэвушка, садыс, пожялуйста!

Интересно, к кому он обращается, ведь нас трое: две девушки и мужчина. Зеленый тарантас продолжает грозно тарахтеть рядом.

Мы упрямимся, не желая садиться в машину. Голос военного зазвучал более грозно и настойчиво:

– Ну, почему ты такой глюпый, а?! Кому говорят, садыс!

Нам совсем страшно стало, а мне ребята на ухо шепчут:

– У него автомат Калашникова на соседнем сиденье!

– Садысь, – настойчиво приказывает голос из «шестёрки», – мне тебя ещё защищать надо!

– От кого, – спрашиваю, – защищать? – а сама шаг прибавляю на всякий случай. Мы всерьёз забеспокоились и уже кричим на военного в три горла:

– Мы тут рядом живем, пожалуйста, отстаньте от нас!

Мотор заглох.

– Здесь в пяти километрах война, и Вам небезопасно ходить пешком, ты панимаешь или нэт?

Потом он ещё долго читал нам нотацию о добре и о необходимости защищать слабых. Называл нас дикими, искренне удивлялся нашей недоверчивости и упрямству. Логика его была проста: он спрашивал, христиане ли мы, потом говорил, что христиане должны друг другу помогать, это, дескать, священная обязанность каждого – помочь своему брату по вере, а раз мы отказываемся от помощи, значит, мы отказываемся помочь ему выполнить свою святую обязанность, а поступать так – не по-христиански. Этот зеленый тарантас ещё не раз нам встречался. Военный обязательно останавливался и справлялся о здоровье бабушки, мамы, папы и, смеясь, желал нам не болеть. Мы отвечали тем же.

За нами хвостиком бегал местный пес Эдо – шоколадный с подпалинами, клочковатый и очень веселый. По-русски он ни слова не понимал. Каждый его учил на свой лад. Наш французский друг Марк Офран приобщал пса к английской и французской языковой культуре. Наступит, бывало, на хвост мирно спящего Эдо и «О, sorry, пёс!» Другие же «извинялись» перед четвероногим за отдавленный хвост коротко, по-русски, нецензурно. Эдо всех прощал и всюду предано следовал за нами. Мы в горы – Эдо рядом бежит. Мы на кухню или в магазин – Эдо, само собой, тут как тут. У этого пса даже своя страничка в фейсбуке есть. До сих пор не знаю, кто её ведет.

Однажды со своим тренером Самвэлом Ростомяном мы решили сходить на яхте вглубь Севана. Люди сбежались на берег – посмотреть, как мы эффектно под парусом будем отходить. Щёлкают фотоаппараты. Мы позируем, машем руками. Но вместо красивого выхода в Армянское море, Самвэл раздал нам щетки, тряпки и вёдра, а сам сел в единственный каяк и загреб к берегу, строго-настрого наказав дождаться его и никуда не разбредаться. Никому бы в голову не пришло лезть в ледяную воду. До берега метров пятьсот, если не больше. Делать нечего. Мы с азартом принялись драить палубу и бортики. Хотелось поскорее отправиться под парусом: почувствовать мощное дыхание ветра и скорость. Но Самвэл готовился тщательно и никуда не торопился. публика, видимо, потеряв к нам интерес, рассосалась. Берег опустел. Только Эдо, растянувшись на солнышке, задремал в ожидании нашего отплытия. Но вот, с приготовлениями покончено. Самвэл вернулся, и мы, мягко скользя по водной глади, набирали скорость. Берег остался далеко позади. Ветер подгоняет наше судно. Идем правым галсом… Вдруг ветер стих, и паруса безнадежно повисли, как тряпки. Самвэл досадливо крякнул и растянулся на бортике: