Валерий Касаткин - Ожидание свободы. Роман

– Ну-ка, разъясни мне, парень, что ты имел в виду, когда пел «скажи мне «да»?

– Пан Курилович, вы не про то «да» подумали. Я спрашивал Адолию о том, не соизволит ли она спеть вместе со мной под гармошку, и не более того.

– Молодой человек, из ваших уст слово «да» прозвучало с неприличным намёком. Мы такие намёки не потерпим.

– Заверяю вас, что у меня к Адолии самые чистые помыслы, я хотел сказать, чувства.

– Значит, помыслы всё же есть. И я знаю, к чему они сейчас у молодёжи приводят.

– Отец, может, хватит над Мишей издеваться? Или ты думаешь, что он гармоней и этим многозначительным «да» может совратить невинную девушку? Ты что не веришь, что я могу устоять перед этим городским музыкантом? – Адолия юркнула под руку отца и оказалась возле парня, – давай, Миша, споём романс.

Парень пробежался по кнопкам гармони, а потом запел приятным, мягким голосом известный старинный романс. Со второго куплета запела и Адолия, показав свой звонкий голос во всей красе.

После исполнения романса к девушке подошла мать, которая до этого стояла за спиной Милоша и обняла дочь.

– Мы против Миши ничего не имеем. Отец просто так шутит. Так что можете сходить на речку и полюбоваться закатом.

– Спасибо, мама.

Милош подпёр руками бока.

– Божена, я тебя не узнаю с твоими строгими нравами. Или ты их проявляешь только в отношении меня, говоря мне: то нельзя, на ту не смотри?

– Мужиков надо в строгости держать.

– Пойдём-ка в дом, дорогая, и подискутируем на эту тему, а молодёжь пусть гуляет, я не возражаю.

Через некоторое время Адолия в шерстяном цветном облегающем платье шла впереди парня по тропинке, ведущей к речке. Миша не отрывал взгляда от гибкой, стройной фигуры девушки и понимал, что многозначительное слово «да» он услышит от неё лишь после женитьбы. Адолия, дойдя до крутого обрыва, вдруг резко обернулась:

– Я хотела бы тебе сказать «да» прямо сейчас, но после этого я не смогу смотреть в глаза родителям.

– Адолия, я люблю тебя и готов ждать слияния наших тел до самой свадьбы.

– А разве такое возможно? Ты – музыкант. Тебе не сидится дома, ты мечтаешь о загранице, о поездках по городам. А я ведь другая. Я хочу выучиться на врача и жить в одном месте, лечить людей. Миша, я тебя тоже люблю, но я буду страдать от такой любви.

– Ради тебя я готов изменить свои планы. Но мне нужно время, чтобы закончить одно дело. Оно зависит не только от меня. В него втянуты и мои друзья.

– Ты говоришь загадками, я этого боюсь. Но я тоже готова тебя ждать всю жизнь и хранить тебе верность.

Миша обнял девушку и поцеловал её в губы.

– Жаль, что мы не имеем права на большее и не можем перешагнуть запретное.

– Ты приезжай в деревню почаще, тогда, быть может, я решусь ослушаться родителей и своей совести и отдамся во власть души, которая жаждет любви и страсти, – на щеках девушки заиграл румянец.

– Любимая, а ты можешь под каким-либо предлогом приехать в город, и мы там продолжим разговор на эту тему? Возможно, ты захочешь остаться в Витебске. А почему бы тебе не поступить в консерваторию? Я уверен, что ты обладаешь музыкальными способностями. Ведь у тебя прекрасный голос.

– Я подумаю об этом. Но мои родители нацеливают меня на Минск, где у них есть друзья.

– А может, мне тоже попробовать себя в Минске?

– Было бы здорово. Тогда мы точно были бы вместе.

– Я через день уезжаю в Витебск, но обещаю скоро вернуться и снова обсудить этот вопрос.

– Я буду ждать тебя.

Миша сел в пролётку, когда солнце коснулось горизонта. Удаляясь от дома Адолии, парень, обернувшись, ещё долго смотрел на девушку, стоящую на крыльце, и иногда махал ей рукой. Он знал, что его любимая сейчас плачет от того, что им пока, а возможно, никогда не суждено быть вместе. Миша теперь сожалел, что когда-то, имея на плечах горячую голову, вступил в тайный союз с целью достижения лучшей жизни в Российском государстве и особенно на его белорусской земле. Теперь уже поздно отступать. Он никогда не станет предателем и не оставит своих верных друзей. Но Адолию он будет любить всю свою жизнь, как бы ни складывалась его судьба. Миша, спускаясь в низинку, последний раз помахал девушке рукой и подумал: завтра он ей расскажет о своих делах и планах. Предложит ей уехать вместе с ним за границу, поскольку в условиях складывающейся ситуации в стране ему уже нет места в ней. Пусть Адолия сама решит, где её место, и с кем ей быть.

Солнце быстро опускалось за кромку леса. Теперь было отчётливо видно движение источника жизни на Земле. Миша посмотрел на темнеющее, но играющее ещё волнующими красками небо и подумал: жизнь стремительнее движения солнца. А есть ли кроме него другой источник для поддержания существования на Земле? Раньше он верил, что есть высший разум в лице Бога. Но теперь в связи с происходящими в стране процессами и событиями, в связи с действиями власти, которая отреклась от Бога, такая вера пошатнулась. Но он всё равно верит, что на небесах есть божья справедливость и божья кара, и всем воздастся по их делам. Миша посмотрел на небо, перекрестился и произнёс:

– Господи, я грешный человек, но все мои помыслы и действия направлены на улучшение жизни в том месте, где ты определил мне жить. В этих местах, как и во всех остальных уголках необъятной страны, поселились горе, беда, над простым человеком проводят эксперименты, не считаясь с его достоинством и честью, с его желаниями и жизнью. Вожди, обещая обездоленному народу лучшую жизнь, используют его силу для прихода к власти. Но потом у правителей возникает первостепенная задача удержать эту власть, создав для этого карательный механизм, при этом не зная путей движения к процветающему обществу. Над народом опять начинают проводить опыты, отдаляя его от тебя, Господь, и обрекая на новые страдания. Господи, укажи вождям праведный путь, заставь их повернуться лицом к народу. Не допусти уничтожения таких людей, как мои родители и родители Адолии, которые своим добросовестным трудом создают блага для себя и общества. Покарай тех, кто использует своё положение в корыстных целях, кто к власти идёт по трупам людей. Господи, прошу тебя, загляни в наши места и устрой свой справедливый суд».

Миша посмотрел на последний затухающий луч солнца на западном небосклоне, взял гармонь, пробежался пальцами по кнопкам и запел: