Валерий Касаткин - Ожидание свободы. Роман

– Я, побывав сейчас на том поле, почувствовала, что Тоня благословила нас на совместную счастливую жизнь, – Ульяна прижалась к мужу.

– И я вам желаю только счастья. В этой связи я хотел бы кое-что тебе, Вася, сказать. Давай немного пройдёмся, – Степан легко соскочил с брички и медленно пошёл по дороге.

Василий догнал председателя поселкового Совета.

– Что-то серьёзное, дядя Стёпа?

– Я смотрю, Вася, ты стал настоящим хозяином. Поэтому я решил сначала поговорить с тобой, а потом уж с твоим отцом. Я не зря занимаю должность председателя поссовета, поэтому кое-что знаю. Так вот, рано или поздно новая экономическая политика, которая по сути дела вернула капитализм в страну, закончится. Из всех щелей уже повылазили торгаши, буржуйчики, другая нечистая сила, которая стала угрожать Советской власти. Народ, не скрою, стал жить лучше, более независимо от государства, но в этом-то и кроется угроза молодой советской стране. Поэтому, очевидно, скоро будут приняты новые законы, направленные на смену курса в экономической политике. И, как ты понимаешь, вновь возьмутся за деревню, где проживает восемьдесят процентов населения. По меркам государства вы – кулаки с вытекающими из этого всеми последствиями. В этой связи я не как должностное лицо, а как друг вашей семьи, советую вам задуматься о своём будущем.

– А что мы можем сделать для него?

– Прежде всего, тебе с семьёй и твоим братьям с матерью надо отделиться от хутора и переселиться в деревню. Постройте себе дома в ней. Что касается отца, если он не захочет расстаться с конями, то пусть живёт на хуторе и молит Бога, чтобы беда его обошла стороной. Об этом я поговорю с ним отдельно. Всё, Вася, у меня нет больше времени для разговора, который, как ты понимаешь, должен остаться между нами, – Степан Новиков бывший Гулька легко запрыгнул в бричку, и конь, почувствовав силу и уверенность своего хозяина, резво рванул с места.

Новиков, подъехав к известному в посёлке заведению, натянул вожжи, и лошадь остановилась как вкопанная. Председатель поселкового Совета, посмотрев на вывеску, покачал головой, хмыкнул и вошёл внутрь деревянного здания. Навстречу ему вышел Миша Дыбкин и протянул руку. Степан её пожал:

– Как был ты, Миша, «еврэем», так им и остался. Только ещё хитрее стал. Это ж надо было такое придумать и назвать своё заведение «Чайная». Мне даже стало смешно от этого. А чай-то у тебя есть?

– Для нужных посетителей есть с сахаром и бесплатно, для тех, кто попроще, чай без сахара, но тоже бесплатно.

– Что ни говори, можешь ты завлечь клиентов в свою пивнушку. Но я, в отличие от других, ограничусь только чайком, и без сахара.

– На всякий случай могу предложить хорошего виноградного вина.

– Ты что испытываешь меня? Ты же знаешь, что я уже около шести лет спиртного в рот не беру.

– А не скучно так жить?

– Мне скучать некогда. Из сотни моих обязанностей я назову тебе лишь несколько. Это охрана революционного порядка, учёт всех земельных работ, борьба с неграмотностью и с преступностью, особенно с самогоноварением, – Степан строго посмотрел на Мишу, – кстати, как у тебя обстоят дела с «гарэлкой»?

Дыбкин заулыбался во всё лицо.

– Это в прошлом. Теперь в связи с отменой сухого закона в ней необходимость отпала.

– Это не означает, что опять можно спаивать народ. Коммунистическая партия во главе с Владимиром Ильичом Лениным и с такими, как я, на местах продолжает вести непримиримую борьбу с пьянством. Учти это на будущее, Миша. И не будем вспоминать моё прошлое, – Степан нахмурил брови.

– А что стесняться его? Все мы не без греха.

– То было тёмное прошлое. Сейчас мы строим светлое будущее под руководством Коммунистической партии, членом которой я являюсь.

– Степан Николаевич, пользуясь случаем, хотел бы проинформировать вас о своих планах по улучшению жизни людей в посёлке.

– Ну и хитрец же ты, Дыбкин. Прежде всего ты думаешь о своей выгоде, а потом о людях.

– Без людей и мне нет выгоды.

– Ладно, говори о своих проектах.

– Торговля, как ты знаешь, в нашем посёлке разрозненная. Почти каждый еврей чем-то торгует. В этой связи я хочу построить большой магазин и продавать в нём не только продукты питания, но и одежду с обувью, и гвозди, и керосин, и хомуты, и другие полезные для крестьян вещи.

– Хм, дело стоящее. Но как на это посмотрят твои собратья-евреи?

– Я им предложу выгодные условия сотрудничества, от которых они не откажутся. Ну и, конечно, рассчитываю на поддержку любимой советской власти в вашем лице, Степан Николаевич.

– Сладко ты поёшь, Михаил. Но твой проект я поддержу. Кстати, у меня к тебе личный вопрос:

– Твои дочери красавицами стали, и мой пацан начал серьёзно заглядываться на одну из них. Я ему объяснил о бесперспективности дела, поскольку знаю об отношении евреев к смешанным бракам.

– Ты прав, Степан, мы ревностно соблюдаем свои традиции и заповедь Бога о приближённости нашей нации к нему. Мы не хотим смешанными браками разрушить еврейскую семью, пустив в неё чужую кровь.

– Национальные традиции мы уважаем, как и самобытность любого народа. На этом разговор закончим. Спасибо за чай. Когда будет готов проект магазина и его обоснование, приходи в поссовет. Там мы вместе попробуем подыскать хорошее место для хорошего дела.

Миша Захаров отложил возвращение в Витебск на два дня, поскольку влюбился без памяти в красавицу Адолию Курилович из деревни, расположенной на другом берегу реки. Девушка была дочерью польского шляхтича, который на белорусской земле превратился в зажиточного крестьянина, владеющего пятью десятинами земли. Адолию Миша знал с детских лет и даже играл вместе с ней, когда родители приезжали друг к другу в гости. Но потом парень уехал в город, а вернувшись однажды в родные места и повстречав польку, чуть не задохнулся, восторгаясь её красотой и обаянием.

Вечером, когда солнце ещё высоко висело над горизонтом, влюблённый, прихватив с собой гармошку, сел в пролётку и покатил через посёлок, где имелся мост через речку, на встречу с возлюбленной, хотя не был уверен, соизволит ли панночка встретиться с ним. На всём пути движения парень играл на инструменте и пел песни, вызывая любопытство жителей деревни и посёлка. Прибыв к дому Адолии, Миша затянул романс о любви, посматривая на окно девушки. Но занавески на нём даже не пошевелились. Тогда парень стал на колено у самого окна и запел на ходу сочинённую серенаду:

Адолия, Адолия,

Умру я от безмолвия.

Ты выгляни в окошко,

Споём мы под гармошку.

Адолия, Адолия,

Скажи мне «да», любовь моя.

Занавеска и после этого не пошевелилась. Зато открылась входная дверь, и на пороге появился шляхтич Милош Курилович, который упёрся рукой в косяк и кашлянул: