Валерий Касаткин - Ожидание свободы. Роман

– Дорогой, мы там, где нам найдут пристанище, должны выжить ради наших детей. Дать детям счастливое будущее – это главная цель нашей жизни.

– Ты права, любовь моя.

В Перми Захаровых пересадили на подводы и отправили на север вглубь тайги. Отъезжая от станции, они видели, как из вагонов выносили трупы людей, которые потом складывали в телеги, прикрывая их грязными тряпками. Кондрат перекрестился.

– Не приведи Господь умереть такой смертью.

– Они, отец, умерли от жажды, голода и болезней. За то долгое время, что мы ехали до Перми, нам на весь вагон только один раз дали немного хлеба и воды, и если бы не наши узелки с едой, то мы тоже имели бы плачевный вид. Скорей бы доехать до места.

Но прошло ещё несколько долгих дней пути по бескрайней тайге, прежде чем Захаровых привезли в леспромхоз, только что образованный на берегах слияния двух рек – Весляны и Чёрной. Их выгрузили возле здания конторы, из которой через некоторое время вышли двое мужчин. Один из них был высоким красивым русоволосым парнем лет тридцати, другой – пониже ростом, плотного телосложения, на вид лет сорока. Тот, кто постарше, сказал:

– Здравствуйте, я директор хозяйства, Шишков Пётр Васильевич. Я только что ознакомился с вашими документами и теперь знаю, кто вы и что вы лояльно относитесь к советской власти. С завтрашнего дня трудоспособные члены семьи приступят к работе, то есть к валке леса – это для мужчин, и рубке суков – это для женщин. Брёвна будут связываться в плоты и сплавляться по рекам к потребителям. Проживать будете в бараке. Быт наладите сами. Хочу подчеркнуть, что карательная система у нас не такая жестокая, как в других местах, но бежать не советую: кругом тайга, пропадёте. И за вами будет наблюдать специальные люди – представители комендатуры, а точнее, милиционеры. О нормах выработки, о питании, об отдыхе мы поговорим позже. А сейчас наш сотрудник проведёт вас в барак.

Красивый мужчина, до этого пристально рассматривающий Клавдию, сделал шаг вперёд.

– Пётр Васильевич, подожди минутку, я хочу кое-что спросить у новоприбывших.

– У тебя, Иван, есть десять минут.

Парень подошёл к Семёну и Клавдии.

– А белорусы все такие красивые люди?

Клава улыбнулась, перекинула косу из-за спины на грудь и приподняла её конец чуть выше пояса.

– У белорусов особенно прекрасна душа, вот мы и кажемся всем красивыми.

– Я – Иван Кочев, директор одного из заводов в Перми. Сам из рабочих. А вы из каких будете?

– Мы – крестьяне, а жена моя из бедных крестьян. На родине у неё остались шесть сестёр и мать. Отец погиб, – Семён передал малышку Клаве, поскольку та начала хныкать.

– Так за что же вас сюда сослали?

– У нас было несколько коров и земля для их содержания. Вот и приписали к врагам народа. Как видите, к врагам причислили и мою жену Клаву с детьми.

– Да, дела!

– Вы извините, Иван, но мне пора кормить малышку, – Клава приоткрыла сморщенное личико девочки, – вот видите, малышка ротиком просит молочка.

– А чем вы кормите её? – парень подошёл к малютке и улыбнулся.

– Как чем, конечно, своим молоком. Но я боюсь, что здесь от плохого питания оно пропадёт.

Иван посмотрел на Шишкова.

– Может быть, что-нибудь придумаем для вас. Правда, я завтра уезжаю в Пермь, но возможно, скоро вернусь, и тогда мы обсудим ваше новое положение.

В это время подошла симпатичная чёрноволосая девушка лет двадцати пяти, одетая в рабочую куртку и сапоги. Она строго посмотрела на ссыльных.

– Следуйте за мной.

Директор хозяйства, переговорив с Иваном, крикнул вдогонку:

– Атилия, выдели им в бараке правую сторону с отдельным входом и выдай занавески для перегородок. Матери с малышами выдели соломенный тюфяк. Пока всё, а там посмотрим.

Атилия, ни слова не сказав, махнула директору рукой.

Через некоторое время Захаровы оказались в длинном деревянном бараке, воздух в котором был пропитан запахом немытых тел, одежды, обуви и неизвестно чем ещё.

Атилия уткнулась носом в курточку.

– Не знаю почему, но вам повезло. Вы будете занимать самое сухое место в бараке, и по площади оно больше, чем у кого-либо. Можете его разбить занавесками на три комнатки. И на ужин вам что-то достанется. В порядке информации сообщаю, что в бараке, рассчитанном на сорок человек, живут сто. Таких строений в посёлке четыре. Как устроитесь, сходите к представителю спецкомендатуры на беседу.

Клавдия, подкачивая малышку, улыбнулась.

– Спасибо, Атилия. Вот тебе немного денег. Мы не курим и не пьём спиртного, а на еду на первое время нам хватит.

Атилия покачала головой.

– Рано вы меня благодарите. Скоро вы все здесь закурите, поскольку только курящим положен небольшой перерыв в работе, которая длится от темна до темна. И мыла у нас нет. Даже не знаю, как ты будешь мыть свою косу. Я бы на твоём месте её обрезала. Хотя жаль избавляться от такой красоты, поэтому можешь мыть её древесной золой. Говорят, это даже лучше мыла. Вот такие у нас дела, – Атилия пошла на выход, – да, забыла сказать: берегите здоровье, у нас нет врача и лекарств, и люди у нас часто умирают. Хотя есть и перспектива построить себе дом. Скоро на эти цели будут выделяться земельные участки. А деньги никогда лишними не бывают. Они ещё вам пригодятся, чтобы выжить.

Оставшись одни, Захаровы принялись за благоустройство своего жилья. Семён постучал рукой по стенам, потопал ногами по полу, оценивающе посмотрел на потолок, на деревянные настилы для сна.

– Не рай, но и не ад. Будем жить, работать, построим дом, заведём хозяйство, и Бог нас не оставит.

Филиппу Конькову повезло меньше. До места назначения, которое также находилось в глубине уральской тайги, ему пришлось вместе с другими ссыльными идти пешком, испытывая голод и жажду. Некоторые из несчастных умирали прямо на дороге. Это были в основном старики старше семидесяти лет. Их тела закапывали в лесу. Люди, глядя на это, крестились и шли дальше. Дойдя до места, всех пересчитали и бросили в барак на голые доски с подушками из соломы, не дав ни еды, ни воды. Только на следующий день спецпереселенцам выдали скудные пайки и разрешили доступ к воде. А потом началась изнурительная работа по заготовке древесины по норме три кубометра на человека.

К концу первого дня Филипп не мог от бессилия уже держать топор в руках. И только тогда, когда начало темнеть, надсмотрщик объявил о конце работы. Смертельно уставшие мужчины вернулись в барак и, быстро доев пайки, рухнули на лежанки. Коньков тоже лёг на доски, но свою подушку положил под ноги. Увидев это, сосед, мужчина неопределённого возраста по имени Толя, спросил:

– Ты, наверное, Филипп, свои ноги жалеешь больше, чем голову?