Ирина Буторина - Кавказский роман. Часть I. Спасатель

– Как вы думаете, Ириночка, почему всё хорошее быстро кончается, а плохое длится бесконечно долго? – спросил генерал, подавая мне в фойе шубу.

– Я думаю, что, если бы счастье длилось бесконечно, оно превратилось бы в обыденность и перестало быть счастьем, – ответила я, наблюдая за тем, как Марина что-то сердито говорит своему кавалеру, вырывая из его рук свой полушубок. – Мариночка, вы с нами? – направилась я к ней.

– Да, конечно, – ответила та, почувствовав поддержку, круто отвернулась от кавалера и, взяв меня под ручку, вывела из здания клуба.

Следом вышел генерал, сокрушаясь, что не может проводить нас. Он очень обрадовался, когда стоящий на крыльце Юлин ухажёр заверил его, что доставит женщин в санаторий в целости и сохранности.

– Я бы и сам с удовольствием, но…

– Нарзан не тот стал, – продолжил за генерала улыбающийся парень.

– Молодой человек, поосторожнее, я курортный фольклор хорошо знаю. Не успеете оглянуться, как и вам нарзан разбавлять будут, а пока вперёд, чтобы путёвка ненароком не сгорела, – сказал генерал и, поцеловав на прощание руки всем трём дамам, достойно удалился.

– А что, только нарзан разбавляют, а ессентуки нет? – заинтересовалась Юля, когда компания вышла за ворота военного санатория.

– Чувствуется, Юленька, что вы первый раз на курорте, – засмеялся парень, – анекдот такой есть. Вернулся дед с курорта и говорит своему другу: «Не тот нарзан стал. Разбавляют, гады. Раньше стоит стакан нарзану выпить – сразу на женщину тянет, а теперь хоть ведро выпей – одни клизмы на уме».

– А путёвка почему может сгореть? – продолжала свои расспросы Юля.

– Юля, пока для вас с молодым человеком нарзан не разбавляют, ваши путёвки не сгорят, – весело сказала я, увлекая вперёд Марину и оставляя молодых наедине.

– А, поняла! – крикнула нам вслед девчонка. – Чтобы путёвка не сгорела – надо влюбиться!

– Трудно сказать, надо или не надо, – тихо проговорила Марина и ускорила шаг.

Выглядела она притихшей и отстранённой.

– Надо, Мариночка, потому что по-настоящему счастлив человек бывает только в любви, всё остальное: деньги, слава, успех – приносят удовлетворение, но не счастье, поверьте мне, уже совсем немолодой женщине», – произнесла я давно сформулированную для себя фразу.

– Наверно, это так, – печально сказала Марина и совершенно неожиданно заплакала.

– Ну вот, Мариша, такая красавица, а плачет. Да за вами тут весь зал ухаживал, – стала утешать её я.

– Никто мне не нужен, – вытирая нежданные слёзы, заявила Марина. – Однажды я уже на этих танцах влюбилась. Не знаю, чего в этой любви было больше – счастья или горя?

– Второй раз встречаю женщину, для которой кавказский роман стал знаковым в жизни. Первой была моя мама, – уточнила я, поймав удивлённый Маринин взгляд. – Когда-то, ещё в молодые годы, она была здесь по туристской путёвке, влюбилась в молодого инструктора – кавказского джигита – и всю жизнь его вспоминала. С тех пор ей нравились только брюнеты и красное вино, пригубив которое она тут же начинала вспоминать свою незабвенную поездку на Кавказ и свою первую любовь.

– Они поженились? – заинтересовалась Марина, стряхивая снежинки с пушистого воротника зимнего пальто.

– Нет. Это была романтическая история, закончившаяся, к сожалению, трагически. Парень этот, Руслан, покалечился на войне. Из-за этого у них не срослось, иначе вы бы сейчас со мной не разговаривали.

– Как была его фамилия, этого парня? – продолжала расспросы Марина.

– Я, честное слово, не знаю. Знаю только то, что он был черкес, а встретились они в чеченском селе, где он лечился, а она была хирургической медсестрой.

– Госпиталь располагался в селе Боевое? – спросила Марина остановившись.

– Да, вроде так называлось это село.

– А вашу маму не Лиза зовут?

– Лизой звали, она умерла три года тому назад.

– Это был Руслан Уламов, муж бабушки Лейлы! – воскликнула поражённая догадкой Марина.

– Ваш дед?

– Нет, это был отчим моего отца. Бабушка очень любила своего второго мужа и много рассказывала мне о нём. Моя девичья фамилия тоже Уламова, так как дедушка Руслан усыновил моего отца. Так что мы с вами почти родственники.

– Да, воистину тесен мир, – поразилась я, – говорят, все люди на земле связаны друг с другом максимум пятью звеньями.

Мы остановились, удивлённо разглядывая друг друга, и очнулись, только услыхав голос подошедшей к нам Юли:

– Вы чего стоите?

– Мы, оказывается, почти родня, – радостно посмотрела на неё Марина.

– Да-а-а? Прикол! – протянула Юля, но, по всей видимости, парень, крепко державший её под руку, был ей в настоящее время значительно интереснее нашего родства.

С того памятного вечера и до самого отъезда мы с Мариной много общались, рассказывая друг другу о своей жизни, о жизни своей семьи так откровенно, как говорят со случайными попутчиками, пытаясь понять себя, своих близких и то время, в котором выпало жить.

Марина была родом из села, стоящего у столбовой дороги, соединяющей две кавказские республики. Эта дорога была единственной в селе улицей, растянувшейся на два километра между склонами пологих в этих местах гор. Село получило своё название от стоявшей здесь когда-то казацкой крепости «Боевая» и называлось Боевым. Жили здесь многие народы Кавказа, но чеченцев и ингушей было больше. До войны русских в селе было мало – несколько семей казаков и двое, как их тут называли, пришлых: старый фельдшер Степан Иванович, попавший в эти края ещё в 20-е годы, да тётка Зина, похоронившая в этой земле всю свою родню. Тёткин муж Фёдор на излёте Гражданской войны был прислан сюда из Рязани в милиционеры. Однажды во время облавы на банду Мурата он застрелил его брата. Кровная месть горцев унесла с собой и его, и двух её сыновей – ещё почти мальчишек. Жену не тронули, так как женщина по кавказским обычаям за мужчин не отвечает.

В отличие от русских сёл, кавказские – безлюдны. Дома строят окнами во двор, который ограждён от улицы сплошным забором с крепкими воротами. В этих районах выражение «Мой дом – моя крепость» наполнено неподдельным смыслом. Домашняя крепость защищает и от своих, вечно враждующих, кланов, и непрошеных гостей. В Боевом бывало людно только по воскресеньям, когда через село проезжали автобусы с туристами, направляющимися с Кавминвод в столицу Чечни – Грозный. В эти дни у магазина собирался базар, где продавались нехитрые кавказские товары: лепёшки с сыром и творогом, шерстяные шали и свитера, овечьи шкуры и коньяк, вернее, самогон, выдаваемый торговцами за краденный с завода пятизвёздный армянский напиток. Откуда в этом захолустье может взяться коньячный завод – никто не задумывался, но туристы нарасхват брали бутылки и уговаривали друг друга, что лучшего коньяка и не пробовали, да ещё и по такой цене.