Ляудзы Дзень - Обреченный

Просто немного свети…

Автор неизвестен.

На следующий день, она вновь пришла, но не была такой веселой, как вчера. Хотя конечно это не моё дело и у меня своих хлопот хватает. Хотя каких хлопот? Сидеть и ждать пока кто-то издохнет: я или то кто подойдет мне в качестве донора? Сарказм. Да я ужасный человек, ещё и нервный и язвительный.

– У тебя что-то случилось? – Спросил я у неё. Она делала всё как обычно, чётко, но не так быстро, как вчера.

– Нет. – Ответила она мне. – А у вас?

– Норм. – Отвечал я.

– Ну, хорошо. – Сказала она и посмотрела на мою голую грудь. В отличие от её рук, они всегда у неё чуть прохладные, как я позже это приметил, мне было жарко. Был конец сентября и погода была не совсем отвратной. Хотя может так препараты действовали, но мне было всегда ужасно жарко, поэтому я спал без футболки.

И так бросив мельком свой взгляд на моё голое тело, она взяла коробочку и ушла, я вновь остался один в палате, не считая, мамы. Иногда мне очень хочется, что б мама не была так часто в палате. «О чём я думаю?» – Подумал я тогда, когда дверь за ней закрылась. Вторая проблема всех больниц это время, которого либо завалом и оно тянется очень долго или наоборот и скука.

Скука просто не выносимая, когда устаешь сидеть в интренте, переписываться, смотреть видюшки на ютуби, тогда начинается ад. Да можно почитать книжку, статью, но и это скоро надоедает, особенно когда ты лежишь, как полено и тебе лень перевернутся или встать.

Но первую или может вторую неделю моего пребывания в этом мести, я ходил, меня обследовали, я сидел в очередях, было по своему «весело» и скучно. Познакомился с другими, кто лежал в легочном отделении. И я понял тогда, что я могу не дождаться легких, страх, вот ещё одно зло, что преследует меня. Мне страшно умирать, хотя об этом я тоже уже говорил, но это совсем иного рода страх.

Страх не дождаться никогда органа. О, я еще тогда не знал, что бывает и страх и после того, как пересадку сделают, что и после неё умирают. Хоть наш лечащий врач это говорил мне с матерью, что вероятность и того, что мне может не повести и того, что я буду ждать годы своего донора, но и то, что может быт отторжение органа, велика и никто не поручится за 100% эффект и гарантий не даст… Что можно потерять и новые легкие, этот страх сильнее.

Но, сейчас я просто сидел и ждал возле кабинета, время шло, неделя подходила к концу и она больше не заходила ко мне. Я уже забыл о ней, этих лаборанток, много в институте, каждый день вечером, кто нибуть новый, да и придёт, это я потом их уже стал узнавать, а сейчас они мне были все на одно лицо, что молодые, что среднего, что пожилого возраста.

Кажется, была середина октября, когда она вновь, как-то утром, к часикам к 10 пришла и сказала:

– Мелов, колоться. Не на сахар.

– А на что? – Спросил я, причём я вновь был голышом, мама была в палате и тоже спросила этот вопрос.

– На кислород.– Ответила она. Сегодня она была спокойна и даже немного скучная. Вообще она была не особо разговорчива, и она всегда обращалась ко мне на «вы».

– Я своим проколю. – Замотала она головой, когда я потянулся за ланцетом. – Потерпите чуть- чуть. – Добавила она и уколола. Да, было больно.

– Ну, всё, всё. – Шепнула она, не то, успокаивая меня, не то себя и начала набирать кровь в длинную прозрачную трубочку. У меня кровь шла хорошо, поэтому она справилась с этим делом быстро.

– Прикладываете вату. – Попросила она, зарывая концы трубки, какими-то резинками. Я смотрел на нее, а она смотрела на капилляр, взяв коробочку в одну руку, она другой ловко открыла дверь и как всегда унеслась дальше по коридору.

А спустя какое-то время, пришёл лечащий врач и сказал, что мне стоит подышать кислородом, для профилактики. Я чувствовал себя нормально относительно, если не считать вечный дискомфорт, скуку и одиночество, а она так больше и не появлялась.

Всячески избегайте приписывать себе статус жертвы. Каким бы отвратительным ни было ваше положение, старайтесь не винить в этом внешние силы… В момент, когда вы возлагаете вину на что-то, вы подрываете собственную решимость что-нибудь изменить…

Иосиф Бродский (с)

С того дня осени я стал частенько «прикладываться» к кислородной канюли. И это значило только одно, что моё состояние медленно, но верно ухудшалось. Было рано утром, где-то около 8 часов, понедельника, октябрь подходил к концу, а я уже находился здесь около 2-х месяцев, и вот я услышал пение. Я ещё очень удивился, кто в такую рань поёт. Пел девичий голос, слов не возможно было разобрать, но видно песня была печальной, потому что голос был громким, но не веселым и он приближался.

Я привстал с кровати, мать еще спала, и постарался её не разбудить, выйти в помещение между палатой и туалетной комнатой. Кое- как, встав с постели и шаркая ногами, я добрёл до двери. Голос приближался и слова стали четче.

«…Видно долю горькую мне судьба отмерила. Называл единственной, стала не любимая. Что же ты, черемуха мою душу ранила, закружила голову, сердце одурманила. Белая черемуха, над водой качается. От чего хорошее, скоро так кончается. Заплела черемуха, кружево венчальное только слёзы по щекам кататься хрустальные…» – Услышал я, как раз выглянув из-за двери в коридор, мимо прошла, не промчалась, как это обычно с ней бывает, та самая девушка, что ходила ко мне колоть пальцы.

В её ушах были наушники и она, идя по коридору, распевала песню. – «Хм, я даже не знаю, как её зовут».– Понял я тогда, потом не стало интересно, куда это она идёт в такую рань. – «А у нее приятный голос».– Продолжили мои мысли. Песня, как и неизвестная девушка, скрылись и я, прикрыв дверь, вернулся в свое полуживое царство.

Сев на кровати и смотря, как спит моя мама, я вдруг понял, что. – «А песня-то печальная. Значит ей грустно. А так и не скажешь».– Впоследствии я иногда слышал, как она поёт, пока никто её не видит и не слышит, как она думает. А если честно, то я больше никого не видел из медицинского персонала, который бы распевал песни, как она. Да и вообще кого –либо, кто бы распевал песни с утра пораньше.

И вот совершилось, в начале ноября меня взяли на операционный стол. Сердце моё замирало от предстоящего, всю ночь я не спал, как и моя мать. Мысли о ней меня покинули. Да и кто она такая, что б я думал о ней. – «Она – то обо мне врят ли думает. Я для неё один из многих, к кому она просто колит пальцы». – Думалось мне.

Утро настало, серое и не приветливое, как и вчера. Дни были похожи один на другой. Я ждал всё утро и весь день, но меня не звали я начал нервничать. – «А вдруг они не подойдут мне. Врач говорил о тканевой или как это называется не совместимости. Ёще о том, что этот вид пересадок органов ещё не так хорошо освоен в нашей стране, что это очень долгая и тяжелая операция». – Меня это не успокаивал, и естественно я злился, бесился и срывался на матери.