Ричард Брук - Где мимозы объясняются в любви

Вина выплеснулась из графа раздраженным тоном, и Шаффхаузен удовлетворенно кивнул, узнав то, что желал знать. Странное дело – отцы искренне полагают, что оставляя жен, но продолжая заботиться об учебе и материальном благополучии сыновей и дочерей, они обеспечивают им счастливое будущее. И искренне недоумевают, когда вместо отличных оценок и прилежания в учебе получают счета за разбитые стекла и машины… Или суицидальные попытки вперемешку с революционными идеями, кокаином и беспорядочными половыми связями.

Доктор заговорил строгим деловым тоном, пресекающим любые попытки графа вызвать его на ответные эмоции:

– Ваше семейное прошлое имеет определяющее значение, уверяю вас. И я возьму вашего сына в мою клинику при условии, что вы заключите со мной контракт на его лечение и содержание как минимум на два месяца. Далее мы будем смотреть на достигнутые за это время результаты, но хочу предупредить сразу, что в вашем случае лечение на условиях пансиона может продлиться до полугода, с обязательным дальнейшим консультативным сопровождением. Если вы действительно хотите, чтобы я и мои коллеги помогли вашему сыну.

Он сделал паузу, открыл папку и вынул из нее лист с текстом стандартного договора. Из другой папки вынул анкету и протянул оба листка графу де Сен-Бриз:

– Вот договор, я хочу, чтобы вы внимательно прочли его и при необходимости отметили, в какие его пункты нужно внести коррективы. Также я прошу вас заполнить анкету и ответить на данные в ней вопросы. Особенно подробно напишите, что вам известно о причинах, толкнувших вашего сына на суицидальные попытки.

Встав из-за стола, он прошел к окну и выглянул из него. Перед зданием клиники стояла дорогая черная машина, сверкающая чисто вымытым корпусом.

– Насколько я понимаю, вы ехали на машине не из Парижа, и потому наверняка располагаете возможностью бывать здесь. Это хорошо, особенно для периода реабилитации вашего мальчика. Кстати, я бы взглянул на его рисунки, если вы не возражаете…

Эмиль вернулся к столу и позвонил дежурной сестре. Она тут же появилась в дверях:

– Мадам Ламю, пожалуйста, подготовьте седьмой номер к приему нового гостя, и принесите мсье… граф, что вы предпочитаете, чай, кофе, минеральную воду?

Сен-Бриз, ошарашенный таким резким переходом Шаффхаузена от почти доверительной беседы к сухому языку цифр, взял протянутые ему листки и машинально просмотрел их, не особенно вникая в смысл написанного.

– Пожалуйста, кофе… Как можно крепче, без сливок и сахара. Скажите, доктор… Что касается причин… Об этом обязательно писать в анкете? – теперь его взгляд, устремленный на психиатра, стал почти умоляющим. Пальцы графа невольно сжались, нещадно комкая бумаги, губы дрогнули. На несколько секунд он забыл об извечной необходимости аристократа «держать лицо».

– Деньги и время не имеют никакого значения. Два месяца, полгода, год – не важно, я заплачу, сколько вы скажете, но умоляю вас, доктор – спасите моего мальчика!

Слух Шаффхаузена уловил надлом в голосе графа, когда он наконец-то действительно попросил о помощи, а не потребовал ее.

«А он любит сына, несмотря ни на что… И это дает шанс им обоим…»

– Мадам, принесите крепкий кофе. – сказал он медичке, и, дождавшись, пока дверь за ней закроется, взглянул на графа уже гораздо мягче, с сочувствием.

Хорошо понимая, что творилось сейчас в душе этого гордого мужчины, Эмиль решил облегчить ему задачу, сопряженную с необходимостью доверить бумаге что-то совсем тайное, то, что терзало графа куда больше, чем наркотики или революционные книжки виконта…

– Как я понял, причины вам известны, и они таковы, что вам очень нежелательно придавать их огласке. Хорошо, можете не писать, но я хотел бы знать об этом от вас, чтобы лучше понимать, как возможно помочь вашему сыну пережить то, с чем он не хочет смириться. Даю слово, это останется между нами.

Граф кивнул, давая понять, что верит слову Шаффхаузена, и других гарантий ему не требуется. Дождавшись, пока шаги медсестры затихнут в коридоре, Сен-Бриз медленно заговорил:

– Это наверняка покажется вам глупым и сентиментальным, доктор, но основная причина того, что мой сын теперь в таком состоянии… разбитое сердце. Его… любимый человек погиб несколько месяцев назад. И Эрнест упорно пытается последовать за ним. Он может сколько угодно строить из себя анархиста-социалиста, циника и революционера, но он – настоящий Сен-Бриз. Наш род восходит к девятому веку, в предках у Эрнеста – паладины и рыцари, певцы куртуазной любви. Да еще этот модный поэт… Жан Кокто… может быть, вы о нем слышали… с его идеями…

Эжен тяжело вздохнул и закрыл лицо руками. Он не чувствовал себя в состоянии выдержать взгляд Шаффхаузена и не сгореть от стыда.

– Мой сын был не просто влюблен, он был влюблен в… мужчину. Их связь продолжалась около пяти лет. Большую часть этого срока они жили вместе.

Эмиль понимающе кивнул, хотя Сен-Бриз и не мог видеть этого жеста, погруженный в свое отцовское горе. Сын-гомосексуалист – суровое испытание для человека, привыкшего считать, что у него все под контролем…

– Можете быть спокойны, мсье, эта информация не покинет пределов моего кабинета. Могу сказать, что я уже имел дело с подобными случаями, и, если это внушит вам надежду, добавлю, что успешно работал с такими пациентами, возвращая им радость нормальной половой жизни. Думаю, вы сделали правильный выбор, обратившись ко мне.

– Надеюсь, герр Шаффхаузен.

Граф уже справился с собой и взялся за чтение договора и заполнение анкеты. Возня с бумагами оказалась долгой, но Сен-Бриз знал, что лучше потратить время в начале, чем расхлебывать последствия своего невнимания в конце. В конце концов, «тут не о бабьих фижмах, о жизни речь». Сестра принесла отлично сваренный кофе, он сразу же взбодрил графа и придал сил.

Шаффхаузен не вмешивался, не торопил, только коротко и четко отвечал на уточняющие вопросы.

Да, что ни говори, а дело свое этот немец знал… И договор был составлен грамотно: права и обязанности каждой из сторон разъяснялись до мельчайшего пункта, что исключало разночтения и последующие утомительные споры в суде. Конфиденциальность и право на защиту репутации как пациента, так и врача, подчеркивалась особо.

Наконец, Сен-Бриз заполнил все графы в длинной анкете, поставил все необходимые подписи в договоре, положил ручку и протянул документы Шаффхаузену:

– Вот, доктор… К сожалению, я только приблизительно знаю ежедневную алкогольную дозу Эрнеста, и понятия не имею, как часто он мастурбирует, но полагаю, вы сами у него спросите обо всем, что я упустил. И что теперь? Я могу сходить за сыном?

Эмиль взял бумаги и бегло удостоверился в том, что граф расписался на них. Достав из дипломата золотой «паркер», он завизировал договор со своей стороны и вернул один экземпляр господину де Сен-Бризу.