Ричард Брук - Где мимозы объясняются в любви

– Спасибо за готовность сотрудничать с нашей клиникой, мсье граф. При необходимости что-то выяснить у вас, я воспользуюсь указанными вами номером. Пойдемте вместе к вашему сыну. Он сейчас на транквилизаторах, так? Тогда понадобится медбрат с каталкой, эти препараты сильно снижают координацию движений.

Шаффхаузен поднялся из-за стола, пройдя к дверям, жестом вежливости пригласил посетителя выйти первым и последовал за ним. Они вдвоем спустились в холл, там Эмиль велел дежурному врачу вызвать медбрата, и когда он прибыл, толкая перед собой кресло-каталку, все трое вышли во двор, где утреннее светило делало тени от кипарисов все короче с каждой минутой.

Приятный прохладный ветерок разливал над клиникой запахи моря и цветущей мимозы. День обещал быть чудесным…

Сен-Бриз не стал спорить с Шаффхаузеном, тем более, в присутствии медбрата, но про себя уже решил, что поведет сына сам, а в крайнем случае прибегнет к помощи Мишеля. Видеть Эрнеста в инвалидном кресле, как будто уже заранее приговоренного к медленному угасанию в стенах сумасшедшего дома, было выше его сил.

Когда они приблизились к «кадиллаку», граф сделал знак шоферу, и обернулся к врачу:

– Я прошу вас, герр Шаффхаузен, дать мне пару минут. Я разбужу сына и сам провожу его до палаты… или куда вы скажете. Каталкой воспользуемся только в случае крайней необходимости.

Не дожидаясь ответа, он отворил дверцу и, заглянув в темное чрево машины, потряс Эрнеста за плечо:

– Просыпайся, дружок… Надо встать.

…Знакомый голос врезался в лихорадочные сновидения, как луч солнца в болотный туман. Отец говорил с ним и о чем-то просил – тихо, почти кротко, но каждое слово ударяло в висок, как барабанная дробь. Эрнест нехотя открыл глаза. Его мутило, руки и ноги казались сделанными из желе, и меньше всего на свете он жаждал выбираться из своего сумрачного убежища на яркий безжалостный свет. Скорее всего, ничего хорошего там не было. Но отец настаивал, и Эрнест безучастно повиновался.

Он поставил на гравий одну ногу, затем другую, оперся на дверцу и выпрямился во весь рост. Солнце хлынуло на него огненным потоком, и Эрнест инстинктивно загородил лицо ладонями, как носферату – житель ночи, попавшийся в смертельную ловушку…

Молодой человек, извлеченный отцом из чрева черной машины, выглядел не лучше покойника. Обескровленные заветренные губы, запавшие глаза с темными кругами, спутанные волосы, бледная кожа – в общем, все то, что можно ожидать от психиатрического пациента-суицидника с наркозависимостью. Он вскинул тонкие руки, загораживая лицо от солнечных лучей, и из-под рукавов черного плаща выглянули перемотанные бинтами запястья.

«Резал себя неумело. Любопытно, чем именно… Неужели эти растяпы в „Сан-Бернаре“ оставили ему что-то бьющееся?» – доктор нахмурился, вспоминая, как по молодости сам едва не стал причиной смертельного исхода, оставив в палате больного стакан. К счастью, тот психопат не успел располосовать себе горло до сонной артерии, но санитары, пораненные им, еще долго ходили в повязках.

– Пройдемте сюда, мсье виконт – Эмиль указал дорожку, где еще лежали тени от деревьев аллеи. – Или сразу сядьте в кресло, доедете с комфортом.

– Идите вы на хуй. – огрызнулся Эрнест. Ослепленный солнцем, он толком не разобрался, что это за буржуа в костюме стоит перед ним, машет руками, называет виконтом и несет какой-то бред про кресло.

– Последнего виконта гильотинировали полтораста лет назад, вы что, не в курсе? И если не желаете снова быть посланным, запомните все, мое имя Эрнест Верней! Никакой не Сен-Бриз…

Несмотря на резкость слов, голос молодого человека был глухим и бесцветным, он не вложил в сказанное никаких эмоций.

– Верней? – удивленно вскинув брови переспросил графа Шаффхаузен.

– Это фамилия его матери… Он взял ее после того, как я снова женился… Простите его бестактность, доктор, он сам не понимает, что говорит… наверное это все лекарства… он ведь воспитанный мальчик…

Отец, явно скандализованный, принялся извиняться перед «костюмом», и до слуха Эрнеста долетело обращение «доктор». Это немного прояснило ситуацию.

– А-а, так вы мой новый психиатр? Пиздец, вот это мы хорошо покатались. Ну и что мне теперь – сдавать сначала мочу, а потом кровь? Я бы предпочел именно в таком порядке, поскольку уже хотелось бы отлить, но можно и наоборот. Не критично.

Сен-Бриз, хотя и привык к эпатажным выходкам сына, на сей раз отчего-то готов был провалиться сквозь землю. Взяв Эрнеста за локоть, он свободной рукой сделал жест, выражавший полнейшее отчаяние.

– Думаю, вам все же лучше будет его усадить в каталку, месье. – проигнорировав бредовые высказывания молодого человека, посоветовал несчастному отцу Шаффхаузен – Заставлять его идти в таком состоянии негуманно, поверьте.

Он сделал знак медбрату, и тот подвез кресло поближе и помог графу усадить в него сына.

– Что вам прописали и в какой дозе он принимал лекарства последние два-три раза? – спросил Эмиль графа, продолжая изучать своего нового пациента.

Такие молодые бунтари, как он, были подобны дикарям Нового Света в колумбову эпоху – и так же нуждались в терпеливом приобщении к благам мира цивилизованных отношений. Даже если ради этого их сперва было нужно держать взаперти…

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сан-Вивиан (святая Вивианна) – покровительница душевнобольных

исправительная терапия – термин, в те годы обозначавший репаративную терапию, применяемую для принудительного исправления гомосексуальной ориентации на гетеросексуальную. Она до сих пор используется в рамках различных религиозных программ, хотя в официальной медицине методы такой «терапии» считаются неэффективными и даже вредными для психики пациентов, особенно после исключения гомосексуальности из перечня психических заболеваний.

Танатос – бог смерти, прилетающий за душой человека и исторгающий ее из тела. Влечение к смерти (мортидо) в психоанализе противопоставлялось влечению к жизни (либидо).

Кондорсе – один из четырёх наиболее старых и лучших парижских лицеев. Расположен в 9-м округе Парижа.