Михаил Соколовский - Завещание обжоры

«Отдохнув и подкрепив свои силы в небольшой гостинице, мы на следующий же день отправились поискать жилище побогаче и как раз попали в толпу охотников за наследствами…»

Петроний Арбитр. «Сатирикон». CXXIV.

СЕДЬМОЙ УЖИН

Как только Рейнальдо отогнал журналистов, в ресторан стали пускать хорошо одетых, взволнованных людей. Над входом висела наскоро оформленная вывеска, на которой первым попавшимся в интернете шрифтом было написано название «Оливия». Чуть в стороне от двери, но так, чтобы в любую секунду выскочить и перекрыть дорогу, стоял за аккуратной стойкой-аналоем высокий метрдотель с непокрытой головой и в пышных бакенбардах, прилепленных к лицу как-то небрежно, без заботы об органичном сочетании облика молодого спортивного и серьёзного мужчины со старомодным волосяным украшением. Рядом с ним стояла глубоко декольтированная дама с блестящими перьями на голове, все обязанности которой сводились к тому, что она многообещающе улыбалась каждому подошедшему, пока метрдотель, сдвинув брови, проверял билеты и делал пометки в книге, раскрытой на аналое.

Едва Рейнальдо скрылся в ресторане, махнув седым хвостом на голове и двумя чёрными хвостами фрака ниже, журналисты, конечно, тут же вернулись и начали часто фотографировать гостей, пытаясь поймать их и в полный рост, и отдельно, крупно, – детали невероятных нарядов: там необычный рукав, здесь разрез платья, часы, браслет, блютус-гарнитура. Правда, теперь журналисты стреляли вспышками издали: им уже дали раньше снять поближе и бледно-зелёные буквы вывески, и горящие натуральным огнём факелы в чугунных треногах выше роста метрдотеля, и даже последние приготовления внутри «Оливии», а теперь вход и подход были огорожены грубыми чугунными цепями, висящими на обитых бархатом стойках с золочёными шишками-набалдашниками. Внутри огороженной площадки стремительно подмели, а после того, как в ресторане скрылась, показав билет, последняя пара и метрдотель гулко хлопнул книгой, расстелили от входа красную дорожку.

Метрдотель замер в почтительной готовности кланяться, полуголая дама растянула рот ещё шире, и наступила тишина. Гости уже были внутри ресторана, фотографировать было некого, но журналисты не уходили, ждали. А тот, кого они ждали, всё не появлялся. Оставалось смотреть на то, как лёгкий ветерок шевелит перья на голове блестящей дамы. И вот, спустя почти целую минуту ожидания, журналисты вдруг вдохнули и выдохнули, подались вперёд, навалились на цепи, и их фотоаппараты защёлкали.

К ковровой дорожке подъехал белый лимузин.

Это был лимузин «Хаммер», и дело тут было вовсе не в моде. Просто человек, выбравшийся из машины под щелчки и вспышки, был огромен. Зная его характер, возможности и привычки, можно было предположить, что это он договорился с модой, и она пошла ему навстречу, выкатив «Хаммер» для его торжественных выездов в виде лимузина. С трудом и серьёзной потерей времени достал собственное тело из машины Фридрих Андрей де Шай, а выпрямившись, оказался лёгким и обаятельным. Он изящно и проворно управлялся и со своим великанским ростом, и с исполинским весом, значительная часть коего приходилась на шарообразный живот, низко нависающий над аккуратными брючками, которые сужались к почти женского размера лакированным туфлям. Фридрих Андрей помахал журналистам, улыбнулся пухленькими губками, и от его улыбки как будто стало светлей всем, кого едва освещали факелы в треногах. Все его лёгкие движения люди встречали восторгом, как будто впервые видели «живьём» голливудскую звезду, хотя Фридрих Андрей был всего лишь владельцем ресторана. Конечно, не только этого. Фридрих Андрей владел целой сетью ресторанов в стране и даже начал открывать филиалы по всей Европе. Благосклонно и с удовольствием послушав визги, он протянул руку и помог выйти из лимузина маленькой очень худой молодой женщине, которая была одета в вечернее открытое платье, обнажавшее выпирающие ключицы, большие, папиного размера туфли на аккуратных каблучках, и какую-то сложно наверченную на голове чалму. Её тоже встретили криками и восторгом. «Оливия! Приятного аппетита!» – кричали ей, и ей явно нравилось такое приветствие. Она вытащила изо рта карамельный шарик на палочке, помахала им и одними губами прошептала: «Спасибо!»

Лимузин отъехал. Де Шай подал Оливии руку, леденец снова впрыгнул в рот, Оливия преданно улыбнулась отцу и вместе они пошли к ресторану. Проходя мимо в меру склонившегося метрдотеля, Фридрих Андрей улыбнулся только глазками и щёчками, подмигнул перьям, и тут произошло чудо: дама, которая весь вечер сверкала грудями и улыбалась всем с самым прозрачным намёком, вдруг покраснела, причём от самых перьев до ложбинки, уходящей в декольте. Увидев это, Фридрих Андрей остановился, протянул руку и проворно вытащил перо из головы дамы. Метрдотель нахмурился. Фотоаппараты щёлкали. А де Шай приподнял сзади свой пиджак и сунул за ремень брюк дамино белое перо на манер петушиного хвоста. Оливия залилась смехом, причём её голос, несмотря на почти скелетную худобу, оказался низким и хрипловатым. Преувеличено повиливая бёдрами и придерживая свой пиджак, чтобы не задеть им торчащее перо, Фридрих Андрей под смех Оливии и наблюдателей проследовал в ресторан. Перо сзади качалось так, будто бы в самом деле росло из копчика толстяка. Метрдотель усмехнулся и умильно покачал головой, мол, шалит наш пузан! Едва за отцом и дочерью де Шай закрылась дверь, дорожку свернули, и на её место въехал аккредитованный фургон телекомпании «СТ-1» с большой вещательной антенной на крыше.

Зал ресторана аплодировал. Фридрих Андрей обводил людей, сидящих за столиками, маленькими блестящими глазками с желтоватыми белками. Он явно получал удовольствие от приветствия. С гордостью снизу вверх смотрела на отца Оливия, повиснув на его пухлой руке. Она перекатывала во рту карамельку и палочка торчала из её рта, мешая воспринимать её как взрослую женщину на каблуках, в чалме и с декольте. Фридрих Андрей поднял руку и постепенно установилась тишина. Женщины перестали шуршать платочками, мужчины сели.

– Я проголодался, – сказал Фридрих Андрей с игривой кошачьей интонацией. – Давайте приступим!

Ему снова зааплодировали, закричали, как будто он изрёк невероятно мудрую мысль или хотя бы поздравил присутствующих с каким-нибудь праздником. Де Шай развернулся, пошёл к возвышению, на котором уже был накрыт громадный стол, но по приборам выходило, что есть за ним будут всего две персоны. Как только де Шай повернулся спиной к публике, все увидели его хвост, поняли, почему так странно сидел на нём пиджак, и лёгкий конфузливый смех облетел зал: все конечно, узнали, откуда у де Шая перо, все проходили мимо соблазнительной дамы.