Александр Гордеев - Жизнь волшебника

обижается на своего глупого сына до того, что встаёт и, утирая глаза, уходит на кухню.

На этой же вечеринке удаётся услышать вводную часть в курс совхозных дел уже не в письмах,

а на словах и решительных жестах. Подвыпивший отец открыто разносит теперь эти дела в пух и

прах, заявляя, что «вот в колхозе-то всё было куда лучше и хозяйственней». Тимофей, брат

Маруси, слушает его с отквашенной губой.

– Да чем же тебе совхоз-то не глянется? – недоумевает он. – Просто жить надо умеючи… Если у

меня трактор под задом, так я чо же, не привезу себе, чо надо? Теперь не надо кажду копейку-то

считать. Государство, слава Богу, не скупитца. А ты сорвался с трактора в свою строй-банду,

ходишь по улице с молоточком, как бродяга, а чо толку-то…

– А мне с молоточком-то спокойней! – взвивается Огарыш. – Ну, возьму я горсть гвоздей в

карман, так я же тонну-то их не натаскаю: чо мне их, в уборную забивать? А на тракторе-то, это ты

точно говоришь, тащить надо. А не своруешь, так тебя теперь даже собственная баба не поймёт.

– Ладно, можешь и не воровать, но работа на тракторе так и так выгодней.

– Выгодней?! – кричит Михаил. – А кому выгодней? Кому она нужна, така работа?! Как сейчас на

тракторе в поле работать? Пары-то какие должны быть, а? Чёрные? Чё-ёр-ные. А у нас? Я как-то

ехал на мотоцикле да остановился ради интереса поглядеть. Стою и не соображу: то ли там кака-

то репа голландска растёт, то ли кукуруза американска, то ли хрен хороший такой, африканский.

Всё зеленым-зелено. Нет уж, прежде чем я на трактор сяду, пусть он сначала всё литовочкой

выкосит и вылижет! Это он всё позароостил.

– Да кто это – он-то?

– Да директор твой толстобрюхий, депутат этот, мать его перемать!

И всем понятно, что теперь это у них надолго.

Оба уволенных солдата сегодня в дембельской форме, переиначенной и разукрашенной так,

что на уставную она уже едва похожа – так ведь обычай такой, куда же денешься? Оба, конечно,

ещё и чуть поддатые, а один так уже и не чуть. Почему бы и в клубе не покрасоваться? В конце

концов, разве не для этого служили?

А в клубе Светлана, которая и в самом деле никогда сопливой не была. Теперь же – красавица!

Нет, не правильно, теперь она – писаная красавица! Чего стоит одна её толстая коса, пожалуй,

25

единственная на всю Пылёвку, а может быть, и на весь район! А кожа какого-то мягкого, прямо-таки

персикового цвета?! А тонкая фигура, в которой уже теперь угадывается стать её серьёзной

матери! А изгиб точёной талии, который бьёт по круто начинающемуся бедру? И это всё при том,

что Роман тут же ловит на себе её тайные, испуганно-призывные взгляды. Но с другой стороны…

«Распланировали они тут всё за меня», – ущемлённо думает он. К ней просто так не подойдёшь.

Подойти к ней – значит уже наполовину жениться. А надо ли это ему? Хороша Светлана, да только

не такая, как Люба, и потому ничем родным от неё не веет. Ни душевной, ни физической тяги к ней

он в себе не слышит. Впрочем, после встречи с Любой физическое смолкло в нём вовсе. Свечение

любимого образа с лёгкими, дурманящими завитками на шее, с чуть вздёрнутым носиком выжигает

и подавляет всё.

Первая неделя, прожитая Романом дома, удивляет и мать, и отца. Демобилизованный солдат

почему-то постоянно сидит дома. Вечерами ходит, правда, в клуб, но после кино сразу же, как из

увольнения, прибывает домой. А если и задерживается на танцах, которые в клубе почти каждый

день под собственный ВИА с двумя гитарами и барабаном, то не больше, чем на полчаса. И как

это понять? По разумению Огарыша, сыну сейчас по всем статьям полагается приходить с

петухами, а он уже в двенадцатом часу сидит на веранде и дует молоко с хлебом под

недоумённым материнским взглядом. Михаил от этого вроде бы даже как-то по-отцовски не

востребован. Сына сейчас полагается для порядку строго и периодически приструнять за то, что

тот шарится где-то ночами. Сын же должен изворачиваться, пряча глаза, но всё равно бегать. А тут

что выходит? Тут всё как-то не по-правильному правильно. А что за странная печаль в его глазах,

заметная уже и в первые минуты встречи, и на вечеринке в его честь? А почему вечеринки он не

хотел? Другой бы на его месте юлой ходил, всех друзей обежал и собрал к себе. А ему хоть бы что.

И Светку в упор не видит. Почему!? Но ведь самого-то Романа не спросишь, да и у Светки ничего

не выпытаешь. Огарышу остаётся лишь следить за оперативными донесениями «сватей-шпионок».

Эх, сбиты и подпорчены все отцовские планы и мечты…

Маруся же и вовсе растеряна. С нетерпением ожидая сына, она думала, что уж с такой-то

красавицей, как Света, у него всё пойдёт как по маслу, ведь лучшего варианта и придумать нельзя.

Она даже с удовольствием представляла, как после Роман будет ей благодарен за то, что она с

такой невестой пособила. А тут вовсе никак и ничто не идёт. Никого Маруся не любит так, как

своего единственного сына, и не болеть за него всей душой не может. Порча на нём какая, ли чё

ли? Так не похоже. Нагадать бы что-нибудь ему, наворожить, но здесь нельзя – не тот случай.

Собственные болезни знахарям не под силу.

Галине Ивановне с приездом Романа удаётся наладить с дочерью самые доверительные

отношения – если уж не советовать, так знать-то проблемы дочери она должна? Каждый вечер

теперь она, сопереживая, обсуждает со Светой всё, что касается Романа: во что был сегодня одет,

как держался, не заглядывался ли на кого, как смотрел на неё? Отношение Галины Ивановны,

вовлечённой теперь в эту интригу, изменены к нему вкорне. В какого роскошного мужчину,

оказывается, развернулся этот некогда гадкий утёнок! Не однажды видя его на улице, она уже не

может не смотреть на него пристальней, чем обычно. Плечи его, так и оставшиеся с некоторой

косиной, теперь уже не признак нескладности, а похожи на некий постоянный, задиристый вызов. В

конце концов, кто знает, каков был его настоящий отец? Образованная и начитанная Галина

Ивановна думает, что Роман, кажется, похож теперь чем-то на горьковского Челкаша, и это

заключение, дающее ему законченную определённость, наконец-то успокаивает её. А голос у него

какой! Однажды на улице Роман просто так, тихо и скромно поздоровался с ней, так Галину

Ивановну и саму мурашками на сто рядов прошило. Уходя, она потом ещё несколько раз

оглядывалась на него, потирая руку около локтя, чтобы ласково пригладить этих мурашек.

Оказывается, у Романа, у этого хриплого в прошлом петушка – густой, мягкий бас! Галина

Ивановна – женщина крупная, обожает крупных мужчин, но так, чтобы и голос у них был