Марина Белякова - Стать архитектором!

В тайнике хозяйки вместе с книгами, которые завещали Марше, лежал сверток, упакованный в почтовую бумагу и перевязанный крест-накрест скотчем. Марша пощупала его, поняла, что там не книга, нет характерных для томика четких углов, значит, данная вещь не предназначалась ей, и положила пакет назад. Надо сказать по-честному, Марше очень хотелось узнать, что там находится. Причем это желание появилось не сразу. Прошел уже месяц, как они отправили письмо в Центральный государственный архив Октябрьской революции и социалистического строительства г. Москвы (ЦГАОРСС).

Сегодня Марша решила опять посмотреть на сверток. Достала ключ из заветной баночки, открыла ящик стола. Свои книги она уже забрала, аккуратно обернув каждую, сложила в удобный коробок из-под стандартной бумаги для печати. Сначала ей хотелось красиво обклеить картонные стенки, потом испугалась привлекать внимание, а вдруг воры! Раньше никогда не думала об этом и не боялась оставаться в доме одна, а теперь носилась с дорогим приданым, не знала, куда его спрятать.

Вспомнив фильмы про охотников за антиквариатом, она задним числом забеспокоилась, ведь квартира наводнена диковинными предметами, если кто-то в курсе этого богатства и знает, что хозяин умер, вполне сможет организовать мероприятие по изъятию ценностей.

Сверху в коробку, где лежали книги, она положила свои джинсы и клетчатую рубашку. Джинсы были старые, фирменные с горизонтальными прорезями на коленях, их подарил спутник Андрей, когда занимался фарцовкой. Марша раньше невероятно ими гордилась, теперь же использовала во время уборки, выбрасывать не собиралась. По ее мнению, состояние одежды должно отпугнуть потенциальных воров. Для большей надежности она написала на крышке: «обмундирование на случай ремонта».

В ящике стола оказались еще какие-то вещи. Скорее всего, они не были специально спрятаны сюда хозяйкой, просто при жизни Николая Генриховича находились здесь. Хотя в столе, да и в доме, только этот ящик закрывался на ключ, являясь своеобразным сейфом. Марша аккуратно начала выкладывать содержимое. Загадочный сверток, деревянный ученический пенал, внутри которого лежала ручка из прозрачной пластмассы с тонким перышком. На дне рассыпались еще несколько перышек. Одни совсем новые, блестящие, другие тщательно отмытые от туши, расписанные, подлаженные. Марше хорошо знакомы эти предметы. Перьевыми ручками она пользовалась в техникуме. Съемные перышки уже тогда были в дефиците, ими делились с друзьями, доставали из загашников родителей. Раньше все школьники писали такими перьями, Марша сама почти захватила это время. Студенты применяли их для работы над курсовыми проектами. Витиеватые контуры аканта капителей по линейке не начертишь, только по лекалу или от руки. Еще Марша использовала перья для оформления поздравительных адресов. У архитекторов особенным шиком считалось владение каллиграфическим шрифтом. Каждый придумывал свой, оттачивал его до виртуозности. Некоторые таланты осваивали несколько видов. Марша рассматривала перышко. На нем была выдавлена пятиконечная звездочка. Но это – крупное, а на маленьких экземплярах никаких опознавательных знаков не было. Она осторожно закрыла пенал и подумала, что ведь никогда не видела портрета или фото Николая Генриховича, тем не менее, представляла его, создала образ. Что-то перевернулось у нее в душе. Она почувствовала нежность к людям, которых совсем не знала. Эти перышки, так бережно хранимые про запас, до того времени, когда их хозяин поздним зимним вечером откроет потайной ящичек, достанет пенал и будет подписывать от руки какую-нибудь открытку или авторский рисунок. А может, он рисовал? Точно, он, скорее всего, занимался графикой. Многие архитекторы являлись отличными рисовальщиками, живописцами, скульпторами.

Марша тут же вспомнила своего учителя по графике, которого называли дедушка Базилевский. На занятия он всегда приходил в черном берете и не снимал его, из-за этого становился похож на столяра. Он брал ручку с перышком и рисовал все, что придет в голову. При этом остроумно пояснял, почему он делает это именно так. Еще он преподавал студентам гравюру по линолеуму – линогравюру. Марше нравились занятия, она смогла проявить себя и числилась у дедушки Базилевского в любимчиках. Дедушкой его прозвали за бороду, которая, скорее всего, старила его. Он был легок в движении и по-особенному современен, много знал, сыпал фактами из биографий знаменитых художников, приводил яркие примеры, говорил с юмором и теплотой. Никогда не повышал голос, не ругал студентов. На его занятиях была потрясающая тишина, будто присутствующие боялись пропустить что-то особенно важное. Как в театре. Предмет длился только один семестр. Марша потом обязательно здоровалась с учителем, но никогда с ним не общалась, робела. А сейчас так захотелось его увидеть. Вот кому она бы рассказала все о Вульфах.

Остальные вещи как-то не заинтересовали Маршу. Зачем их прятать под ключик, она не догадалась и решила пока не ломать голову.

Внимательно рассматривая сверток, Марша поняла, что скотч отклеивали. У нее по спине даже мурашки пробежали. Кто это сделал? Хорошо, если Виктория Эдуардовна, а если нет, если она потом подумает, что это Марша. Но ведь и правильно подумает. Марша все равно совершила бы это, раз собралась. А, теперь уж без разницы. Она аккуратно подцепила скотч. «Обязательно покаюсь перед Викторией Эдуардовной», – успокаивала себя Марша. В обертке хранился большой пакет от фотобумаги, без надписи. Слава богу, он не был заклеен, а трогательно перевязан голубой тесемкой на двойной узел. «Прямо как в романах о любви», – подумала Марша. В пакете находились письма. Они были в конвертах, на каждом печатным шрифтом на русском языке написано: «Почтамт. До востребования». И город. Обратный адрес напечатан на немецком. Послания недлинные, примерно на страницу, их было двадцать штук. В последнем конверте, гораздо более толстом, лежали фотографии. Марша внимательно рассматривала снимок молодой женщины. Неужели это она? Шляпка—грибок с короткими полями, опущенными вниз. Типичная одежда начала века. На шее нитка жемчужных бус. В общем, довольно привлекательная, но не красавица. На карточке значилось: 1931. Были и другие снимки. Группа мужчин в пальто и почему-то одинаковых шляпах, на фоне стройки. Еще несколько фотографий мужчин. Еще одно фото «Грэты» – без головного убора, короткие темные волосы, хотя, может быть, так получилось на контрастном черно-белом снимке, и очень высокая челка. Девушка широко улыбалась, приоткрывая ровные зубы. Теперь она показалась Марше еще менее симпатичной, но довольно обаятельной. Глаза глубокие, темные, цепкие, выдавали веселый характер.