Ирма Шерман - Тяжелый запах жасмина

Вечером мы с бабушкой пришли к нам домой и бабушка, прочитав эту записку, забрала меня к себе, пока не приедет отец, а сама почему-то была очень расстроена и украдкой вытирала слезы. Я ничего не понимал, а бабушка ничего не говорила. Отец приехал через два дня и сразу же пришёл к бабушке, держа в руке мамину записку. Прямо с порога он произнёс только одно слово: «Ушла!». И опустился на стул, который стоял возле двери. Домой я ушёл вместе с отцом, которого очень любил. Жили мы одни, квартира казалась пустынной и неуютной. Отец начал пить и чем дальше, тем чаще, приходил пьяный, почти ничего не ел и часто плакал. Спасибо бабушке, которая варила еду и обстирывала нас. На работе у отца, на почве пьянки начались неприятности, вскоре его уволили и отправили в запас, и он остался без работы. Но, благодаря ещё оставшимся связям и знакомым, он устроился на завод сменным мастером, но пить не перестал, несмотря на просьбы и слёзы бабушки. В пьяном состоянии он часто вспоминал маму и, большей частью, ругал и проклинал её и тот день, когда её встретил. Слушая его, я начинал убеждаться, что все женщины, кроме моей бабушки, и все девчонки созданы только для бед и несчастий на белом свете, и что их нужно остерегаться и обходить стороной. Впоследствии это привело к тому, что я обходил стороной девчонок и пренебрегал их обществом, до тех пор, пока не встретил тебя. На последних словах он обнял её, и они рассмеялись. Помолчав немного, Жора продолжил свой рассказ:

– На работе отец не пил, а как только выходил за пределы завода, вместе со своими собутыльниками выпивал и приходил домой пьяным. Однажды, после второй смены и после того, как хорошо выпили, вместе с двумя рабочими шёл домой. На улице была ночная темень. Шли они по дороге и не заметили, как из-за угла на большой скорости выскочила машина; те двое, которые шли с отцом, успели отскочить, а отца машина сбила и переехала обе ноги. Падая, он ударился о камень головой и сильно повредил её. Домой его принесли без сознания. В квартиру пришли соседи, кто-то побежал за доктором и бабушкой, она прибежала почти одновременно с врачом, но было уже поздно – папа был мёртв. Хоронили отца с воинским оркестром и солдатами. Народа было много. Я стоял с бабушкой недалеко от могилы, она держала меня за руку и всё время плакала, а когда стали опускать гроб в могилу, прозвучали три винтовочных залпа и заиграл оркестр, я вырвал свою руку и бросился к могиле, сильно закричал и упал, а что было потом, я не помнил. Очнулся я в больнице, возле меня сидела бабушка, в черном платке и, как мне показалось, очень худая и бледная, а когда она увидела, что я открыл глаза, она очень обрадовалась, позвала медсестру, сообщив, что я очнулся. Оказывается, что я не приходил в сознание более двух суток. Медсестра спросила меня, как я чувствую себя, я силился ответить, но ни единого слова произнести не мог. Я всё слышал, но говорить не мог. И так продолжалось почти два года. Что только не делали, к каким только врачам меня не водили, какие только бабки меня не лечили, ничего не помогало. Дети со мной не хотели играть, а только дразнили, а я их за это колотил почём зря.

Однажды бабушке посоветовали отвезти меня к деду–лекарю, который жил далеко в лесной избушке и славился умением врачевать. Поехали мы к деду. Ехали долго и далеко, дед послушал, что рассказала ему бабушка, осмотрел меня, заставил покашлять, вдохнуть и, с шумом выдохнуть, похлопал меня по спине и сказал, чтобы я одевался, а бабушке сказал, что никакие лекарства не помогут, а поможет только большой стресс, какой у меня произошёл во время похорон. «Придёт время, заговорит!» – вот так ответил нам этот дед–лекарь, денег не взял, а к врачам посоветовал не ходить. Время, мол, само вылечит. Уехали мы, как говорится, ни с чем. Лето было жаркое, даже дожди и те не приносили прохлады. Прошло где-то с месяц–полтора, как мы возвратились от деда, а я всё не говорил. Однажды ночью я проснулся и увидел в окне громадные языки пламени и бегающих с вещами людей. На улице была ночь, но пламя освещало всю большую часть нашего двора, и мне показалось, что горит наш дом. Я очень испугался и бросился в комнату, где спала бабушка.

Открыв двери, я громко закричал: «Бабушка! Пожар!». Меня всего трясло, а бабушка быстро встала с постели, набросила на себя платок и побежала на кухню, из окна которой были видны языки пламени, посмотрела в окно, затем повернулась ко мне и спросила: «Ты что-то сказал?». «Да», – ответил я. Бабушка обняла меня, поцеловала и всё просила, чтобы я ей ещё что-нибудь сказал, и я сказал: «Бабушка, бежим быстрее, тушить пожар!». С этого момента я снова начал говорить, а в школу пошёл только тогда, когда мне исполнилось десять лет, то есть на два года позже. Вот почему я в свои семнадцать лет не в девятом, а в седьмом классе. Шесть лет я учился в школе, которая находится возле вокзала, а в седьмой класс перевёлся в ту, которую хожу сейчас. Вот и вся история, а остальное ты уже знаешь.

В дверях показалась мама–Сима.

– Ну что, детки, пора и отдохнуть после праздника! – сказала она и рассмеялась.

– Да, да! И мне пора домой! – сказал Жора, поднявшись с дивана. Люся проводила его и пошла к себе в свою комнату.

День за днём таяли новогодние каникулы. За это время Люся познакомилась с Жориной бабушкой и с Любовью Илларионовной. Вместе с Люсей побывали у Дарьи Ильиничны мама–Сима и Сёмка. В дальнейшем эти посещения переросли в семейную дружбу. В последний день каникул сходили на каток, вечером побывали в кино, а на завтра снова сели за парты. За время каникул Люся, Жора и Сёмка ни разу не встретили, ни Грыньку, ни Володьку, ни Аркадия. И только в школе, из уст Люсиной подруги узнали, что Грынька и Володька сидят в городской тюрьме за ограбление квартиры и всех троих исключили из школы. Они и раньше занимались воровством, но ни разу не попадались, а в этот раз, когда они проникли в чужую квартиру, то соседка увидела и позвонила в милицию, тут их и поймали, как говорят: «на горячем». Судили и дали по два года тюрьмы. Так что они отбывают свой срок. Но, несмотря на то, что в школе уже не было «борзой тройки», Жора и Сёмка всегда после уроков сопровождали Люсю домой. Так и прошли незаметно январь, февраль и март. В апреле заболела Жорина бабушка и он, чаще всего, после уроков спешил домой. Мама–Сима ежедневно ходила к ним, делала уборку, готовила и ухаживала за Дарьей Ильиничной. Одновременно с мамой–Симой приходила к больной и Любовь Илларионовна, они вдвоём и ухаживали за Жориной бабушкой, пока не поставили её на ноги. А Жора и Сёма за это время вскопали огород, который находился во дворе, а также вскопали небольшой огородик на дне оврага, для тёти Любы, так они теперь называли Любовь Илларионовну.