Виктор Дьяков - Никто не хотел воевать

– Надо бы туда съездить, разузнать что с бабулей, – вдруг предложил Леонид, допив чай.

– Ты, что… неужели сам ехать собрался!? – будто не поверила услышанному Галина Тарасовна.

– Ну, а что? Делать-то что-то надо, – Леониду вдруг показалось, что для него это некий выход, что таким образом можно, хоть ненадолго, а может и надолго сменить опостылевшую обстановку, вырваться из Москвы, бросить эту опротивевшую мясную торговлю. К тому же он тоже переживал за бабку, ведь он был ее младшим, любимым внуком.

– И не думай. Я тут за бабушку переживаю места не нахожу, а если еще и за тебя – вообще с ума сойду, – сразу обозначила свою позицию Галина Тарасовна.

– Ты что Ленька, совсем сбрендил. Мы тебя тут от армии отмазали не для того, чтобы ты сам в пекло полез. Там же сейчас не пойми что творится. Пропадешь ни за грош, – поддержал мать отец.

Но Леонид не испугался мрачных прогнозов. Ему казалось, что любые изменения его никчемного и скучного бытия пойдут на благо. За все годы, что жил здесь, он так и не почувствовал себя местным. Когда на летние каникулы Леонид приезжал на родину, к бабушке, там его считали москвичем, многие бывшие приятели явно завидовали. Тем не менее, только там, на малой родине, под Донецком он чувствовал себя в родной обстановке, а дом бабушки считал своим родным домом. А в Москве? … Как родители не жили, а выживали, так и он выживал. Он тоже не меньше матери морально устал от всей этой второсортной жизни, как эквилибрист не чувствуя под собой твердой основы. Довлело и то, что он в свои двадцать три года не имел ничего своего личного, ни угла, ни денег, даже своей девушки у него не было. Единственное удовольствие – включить компьютер, одеть наушники и уйти от опостылевшей реальности в мир интернета. Вот и сейчас, получив отповедь от родителей на свое предложение, Леонид вновь спрятался в свою «скорлупу», в интернет. То был его мир, в который родители не могли заглянуть, хоть нередко сидели рядом и смотрели телевизор. Они в это время существовали в разных измерениях: родители – поколение телезрителей, сын – поколение интернета.

Родители слушали новости по радио и смотрели телерепортажи. Они не очень доверяли «москальским» СМИ и все воспринимали через свою, нет не украинскую, донецкую «призму». Ведь Донбасс по большому счету не являлся ни Россией, ни Украиной, это что-то между, но ни в коем случае не то и не то. А вот Леонид, блуждая по просторам «сети», имел возможность узнавать мнение о конфликте как с одной, так и с другой стороны. Анализируя, он составлял собственную картину происходящего на его малой родине.

Ну, и конечно, что еще в обязательном порядке посещал Леонид в интернете, это сайты знакомств. Родители в этих делах ничего не понимали, и он не боялся, что они могут что-то подсмотреть. В своем мире он был совершенно независим. Здесь он знакомился, переписывался… До настоящих не виртуальных, а реальных знакомств Леонид все же не доводил. Понимал, что в реальной жизни девушки из интернета окажутся совсем не такими, какими они представлялись, наверняка и фото выкладывали не свои и все прочее. В то же время и он тоже «водил за нос» виртуальных знакомых, представляясь крутым программистом из Москвы, работающим айтишником в крупной фирме. Мать же не раз намекала на вполне реальное решение всех его и частично их проблем: женись на москвичке, и ох как нам всем легче жить станет. Легко сказать женись. Чтобы жениться надо не только познакомиться, но и ухаживать, водить по ночным клубам и ресторанам, или хотя бы по кафе, на всякие там тусовки и прочее. Это же Москва и начало 21 века, а не Донбасс семидесятых. Ничего этого Леонид не мог. Вот он и уходил от реальности в мир интернета. Конечно, то была совсем не равноценная замена.

Интернетные мнения о событиях в Донбассе Леонид сравнивал и с «рыночными», то есть взглядами торговцев, с которыми ему приходилось общаться. Среди русских торговцев превалировало приподнятое настроение. Дескать, какой наш президент молодец, ловко сделал Хохляндии «обрезание», вернул России Крым. И то, что в Донбассе Россия помогает ополченцам – так и надо. Так что Михаил Николаевич, официально прибывший из Курска, в той среде свое мнение предпочитал не афишировать. Иначе торговцы в мясном ряду, все эти тамбовские, липецкие, орловские его бы не поняли. Торговцы-кавказцы в основном ни как не обозначали свою позицию. Им было все равно кто и за что воюет в Донбассе, но Леонид чувствовал, в глубине души они довольны, что русские и украинцы бьют друг друга и хотят, чтобы они поубивали как можно больше. Наиболее близким к мнению отца стали взгляды торговцев родом с Украины. Меж собой они считали Россию и Путина агрессорами. Так же они все хотели, чтобы Украина жила как живут в Европе: чисто, богато, свободно, без москальского жесткого централизованного руководства, и все что с ним связано: сильное государства, но большинство населения традиционно живет бедно. Для большинства украинцев всегда главным являлось личное благополучие, а не сильная страна, армия, престиж в международной политике, космос и т.д. Так было и в советское время, тем более так обстояло дело и сейчас.

На чьей стороне был Леонид? Он и сам однозначно ответить не мог. До сих пор по жизни за него в основном все решали родители. Когда возникла угроза призыва сына в армию, отец сразу заявил:

– Не для того мы с Донбасса уехали, чтобы вместо украинской армии ты служил в российской, в какой-нибудь дыре. А в России, куда ни глянь почти везде дыры, в которых либо в бытовом плане жить нельзя, либо от черных проходу нет. Да и в самой армии здесь сейчас, говорят, черные над всеми издеваются…

Леонид и сам не горел желанием служить и не противился, что родители для него «сделали» липовую болезнь. Но все же до такой степени не чувствовать себя россиянином как родители он уже не мог. Сказывалось, что вторую половину своей жизни он провел не в Донбассе, а в Курске и Москве. Тем не менее, и родился и пошел в школу он еще там, под Донецком, более того, почти каждый год лето проводил там же, у бабушки. Он отлично знал тамошние настроения. Знал, что в Донбассе большинство населения, в отличие от Крыма, в Россию не рвалось. Возможно, если бы восстановили Союз, дончане это бы приветствовали. С детства он помнил, как причитали по развалившейся державе отец и мать. Его отец был русским, мать украинкой, как и тетка, но на самом деле они не являлись ни тем, ни тем, они были советскими людьми и в той советской жизни им жилось относительно неплохо, хотя это они в полной мере осознали только после гибели Союза. Они бы с удовольствием вернулись в то время, но увы…

Для Леонида стало неожиданностью, что после двух лет обучения в курской школе, где требования мало отличались от его первой поселковой школы, в московской оные окажутся настолько высокими, что он поначалу просто «не потянул» – у него возникли серьезные проблемы с успеваемостью. К тому же за то десятилетие, что прошли с развала Союза до переезда Прокоповых в Москву… Москва за этот период прошла несколько иной «путь», чем Донбасс и русская провинция. Во всяком случае, советского в московской жизни осталось куда меньше, чем в том же Донбассе. Тяжело адаптировался в мегаполисе Леонид. Но чем больше он «врастал» тем дальше в своих мировоззрении он уходил от «донецких» взглядов родителей. Мать и отец, даже относительно приноровившись к своей новой «рыночной» жизни, в душе оставались советскими, хоть и с особой донецкой спецификой. Нет, не совками в общепринятом смысле этого термина. Они по натуре многое взяли от бабки Леонида, Стефании Петровны и являлись советскими куркулями, хозяйственными, гребущими под себя, про себя презирающие, так называемый, пролетариат, то есть рабочий класс и колхозное крестьянство… Презирали наравне, с так называемым начальством, куда по их мнению (с легкой руки Стефании Петровны) пролезали в основном голодранцы с целью занять должность и воровать. На том же основании и с той же подачи и отец и мать недолюбливали москалей, то есть русских из России.