Галина Александрова - Перевёртыши

– Нет, они на работе и придут, когда будет совсем темно.

– А в этой квартире кто-либо живет? – показав на дверь, где стены и пол были разукрашены пятнами, похожими на кровь, поинтересовался Павел.

– Нееет, там никто не живет. Там жили Ванька, Ирка и Элька, но куда-то убежали, куда – не знаю. Мамку их врачи увезли, она упала сильно.

– А где их папа?

– Да откуда же я знаю, спросите у моей мамы, когда она домой придет.

– На первом этаже кто живет?

– Бабули там живут, я видел – они в магазин ушлепали, – ответил парнишка и захлопнул дверь.

Павел стоял в растерянности, не зная, как поступить. Уехать, конечно, можно, но возвратиться сюда в темноте можно будет только на тракторе, но и выехать отсюда на его машине было нереально, и он решил вернуться в райотдел. Опечатав дверь квартиры, где, по всей вероятности, и была избита Александра Свиридова, он начал выбираться в город. По дороге он увидел, как навстречу ему идут три бабули с сумками, похоже, что нагруженными продуктами. Поравнявшись с ними, он остановил машину.

– День добрый, уважаемые, – заговорил с бабулями, но те словно и не замечая его, продолжали свой путь.

– Подождите, пожалуйста, мне нужно у вас кое-что узнать, – крикнул Павел.

– Чего орать-то, не глухие, – проговорила самая молодая, по крайней мере, на первый взгляд.

– Я не кричу, просто такой голос, я полицейский, – постарался смягчить начало разговора.

– Ааа, заинтересовались наконец— то убийством, – проговорила другая.

– Каким убийством? У вас кого-то убили?

– Да нет, я так – пошутила. По пустякам милиция к нам не ездит, так и говорят: «пустяки, мол, все это, еще машину ломать» – и не приезжают, – прокомментировала третья из них.

– А что – часто вызываете полицию?

– Да что ты все заладил – полиция, полиция! Не война же – какая там полиция! Надо же было так придумать, слышать не могу, у нас она так и осталась – милиция!

– Заткнись, Машка, в кутузку захотела? – оборвала подругу та, что помоложе.

– Чего напугалась-то? Я же пошутила, разговор поддержала, – оправдалась говорившая про полицейских бабуля.

– Скажите мне, пожалуйста, а вот квартира, в которой двери открыты ‒она нежилая? Кто в ней жил, и давно ли не живет никто?

Все трое бабулек переглянулись. Павел понял, что они явно владеют какой-то информацией, но вот будут ли они ею делиться, пока неясно.

– Это ты про квартиру, где Сашеньку побили?

– Да, расскажите, что там произошло?

– Не знаем мы ничего, не видели. Слышали, правда, что кричала она, потом все стихло. Протопали из их квартиры на улицу, а там темно, глаз выколи – не разглядеть было, кто выскочил, – проговорила одна, две другие стояли и кивали головами – мол, так это и было. Павел отметил для себя, что вместе они секрета не раскроют, надо будет разговаривать с каждой по отдельности. Теперь, конечно, докопаться до истины будет сложнее, но придется выискивать способ, как подобраться к каждой из них по отдельности. Попрощавшись, сел в машину и направился в отдел.

– Виктор Иванович, смотрите, какая женщина сильная, молодец просто, – говорила Наталья, стоя у кровати Саши.

– Да мало надежды, очень мало, не восхищайтесь. Возможно, она рефлексирует, глаза могут и непроизвольно открываться, тело двигаться, – Валерий Иванович повидал столько разных судеб и смертей, что никогда не обнадеживал ни себя, ни персонал, да и родных тоже – не обещал быстрого и точного выздоровления. А уж когда человек прооперирован по поводу раковой опухоли, страдает от травм, нужно надеяться только на чудо. Не озвучив свои предположения, ушел.

– Ну что, дорогая Александра, Вы согласны со мной, что выздоровеете, будете радоваться жизни? Сколько у Вас деток? – поправляя одеяло, разговаривала Наталья с лежащей неподвижно больной, и вдруг она увидела, как из краешка глаза у женщины на висок потекла слеза. Слезы появились и на ресницах Натальи.

– Милая Вы моя, значит, слышите Вы нас, значит, боретесь, умница; я Вам сейчас попить принесу, спрошу у Виктора Ивановича разрешения и принесу. Вы лежите, не плачьте, – погладив женщину тихонечко по плечу, Наталья вышла из палаты. Она работала в этом отделении уже несколько лет после медицинского колледжа и видела, как умирали люди, сострадала, переживала за врачей, жалела близких. Говорят, что со стажем притупляется эмоциональная составляющая, что переживать люди в белых халатах перестают, но у нее пока этого еще не получалось; она видела, как переживает Валерий Иванович и все лечащие врачи. Был у них тут один очень жесткий врач, мог голос и на больного просто так повысить, так его Валерий Иванович очень быстро из отделения выжил по-тихому, как он умеет.

Саша снова погрузилась в ту самую неизвестность, что называется «без сознания». Однако для нее реальность вернулась и была не самой простой. Все, что произошло в их семье когда-то, выглядело реальностью прямо здесь и сейчас.

Вот она стоит у окна, ждет Глеба, а тот все не возвращается; Иван еще совсем не большой, а Ира только что родилась. Она любит Глеба, только уже понимает, что не знает – за что. Синяки на ее теле практически не успевают сходить, как появляются новые. Дома Глеб ведет себя как изверг, может ударить просто так, когда проходит мимо, зато на улице он сама любезность, даже голос у него становится мягким. Хлопает входная дверь в квартире, и Саша вздрагивает, Ваня бежит к ней и прячется за нее, обхватив ее ногу руками.

– Корми, – командует Глеб.

– А ты чего как зверек смотришь? – протягивает руки к сыну, тот прячет голову в юбку мамы. Глеб хватает ребенка, тот начинает извиваться, пытается вырваться, машет руками и ногами.

– Что ты делаешь, оставь Ваню, – кричит Саша, ее сознание холодеет; понимая, что что-то сейчас будет, она подбегает к мужу, тот разворачивается, смотрит как зверь, не отпуская сына, и пинает ей в живот, она хватается за живот и сгибается от боли. В это время Глеб выходит в прихожую и подвешивает ребенка за футболку на металлический крюк для одежды.

– Ты что творишь? – пытается кричать Саша, но закрывает голову руками, понимая, что сейчас будет побита.

Глеб подходит к ней, дважды ударяет кулаком по спине и уходит на кухню. Пересилив боль, Саша, опираясь на стену, движется в сторону прихожей, где кричит ее сын. Снимая Ивана с вешалки, она прижимает мальчика к себе и несет его в спальню.

– Мама, мне страшно, папа злой, он меня не любит, – сквозь слезы твердит сынуля.

– Нет, Ваня, – успокаивает его Саша, – папа тебя любит, а это с тобой сделал не папа, это оборотень, – так старается она унять душевную боль ребенка, тот затихает и шепчет:

– Так это значит не папа бьет и тебя?

– Конечно, мой родной, это только оборотень так может делать.