Лариса Машкова - Любовь есть. Ясно?

– Свет, ты с кем ездила? – спрашиваю, когда Елена Владимировна вышла из комнаты.

– С Сашей, – прохрипела она в ответ.

Я надел очки и вполне серьёзно спросил:

– С каким?

– С подружкой.

– Вроде меня?

Светка слабо улыбнулась.

– Нет, она девочка.

– Хорошо, что хоть меня девочкой не считаешь.

– Не смеши. Когда я смеюсь, я кашляю.

– Извини, я не нарочно. Вот сейчас узнаю, какая у тебя температура и уйду.

– Да я не к тому. Сиди. – Светка не говорит, толкает слова. Видно, что общение даётся с трудом.

Наконец она вынимает градусник и сообщает:

– Тридцать восемь и две.

– Бедняжка… – я не нахожу ничего лучшего сказать в ответ. Светка шмыгает носом, готовая заплакать. – Хочешь, я тебе песню спою, колыбельную? – пытаюсь из всех сил пошутить.

– Спой, – соглашается она.

И я пою своим никудышним голосом при абсолютном отсутствии музыкального слуха:

– Спят усталые игрушки, книжки спят…

Светка поморщилась и попросила:

– Не пой, пожалуйста. Без обид, ладно?

– Я знаю, – говорю. – Тогда спи без песен. Я пошёл, да?

– Угу…

Через несколько дней у меня закончились каникулы, а Светланка всё ещё болела. Я заходил к ней не часто и не надолго. Неудобно как-то даму в будуаре посещать, к тому же в не лучшей её форме. Да и отдалились мы несколько, не получается общаться так запросто, как раньше. Как будто приноравливаемся друг к другу. Может быть, это из-за её болезни, а может, мы сами изменились. Едва у Светланы стабилизировалась температура, она улетела в Москву в сопровождении мамы, взявшей короткий отпуск, чтобы проконтролировать здоровье дочери. Я её не провожал, сидел на занятиях. Словом, не успели мы укрепить наши отношения, а мне не удалось покорить Ковалёву новыми ботинками и шапкой.

Потекли обычные студенческие дни, ставшие привычными. Весной во мне проснулся закономерный человеческий инстинкт, который прежде особенно не докучал, а тут заявил о себе мощно и нагло.

Говорю Заку:

– Так что там за подруга у Ники твоей была?

– Да, есть, – отвечает, – родственница какая-то, дальняя.

– Знакомь!

Собрались у Валерки, в субботу, когда его родители уехали на дачные весенне-огородные работы. Подружка – аналог Ники! Даже губы такие же широкие, ярко накрашенные.

– Рисовать любишь, да? – спрашиваю.

– Нет, не люблю, – она непонимающе уставилась на меня. – А чё?..

– Так, просто, ничего. Думал, учишься с Никой.

– Нет, я медик.

– Учишься в мединституте?

– Нет, заканчиваю медучилище. А потом поступлю в мединститут.

– Молодец, врачом будешь, – я многозначительно закивал и без всякого перехода спросил: – А почему ты – Алёна? Мне кажется, что Елена – поэтичнее. Например, Елена Прекрасная!

– Нет, мне больше нравится Алёна, хотя по паспорту я – Елена.

Я подумал, что как не назови, мне она сама не очень-то нравится. И эта её своеобразная манера каждую свою тираду начинать со слова «нет»! Сейчас, с учётом моих намерений, я хотел бы слышать преимущественно «да».

Спрашиваю:

– Ты девочка по имени Нет?

– Нет…

– Тогда скажи «да».

– Да.

Углубляться в смысл моих умозаключений она не стала: то ли постеснялась, то ли не догадалась. По-моему, второе. Признаться, я рад, что не задаёт лишних вопросов. Меня не интересуют её мозги, пусть она будет глупенькая, лишь бы не «ужас, какая дура».

Пока мы знакомимся с неотразимой Алёной, Валера с Никой снуют из кухни в комнату, выставляя всё, приготовленное Валерке родителями на два дня, плюс то, что мы сами прикупили по пути к Закам. На столе оказались котлеты, рис, консервы, розовые круги нарезанной колбасы и венец меню – огняк фруктяка, яблочного вина, самого популярного спиртного напитка советского студенчества (в силу дешевизны, конечно). От Валеркиного супа все отказались.

Едва усевшись за стол и глянув на свою тарелку, Алёна заметила:

– А где ножи?

– Зачем? – удивилась Ника. – Тут резать нечего.

– Всё равно ножи надо подавать. Вот когда я была в Европе… – И она стала учить нас политесу.

Она действительно ездила с народным хором в какую-то восточно-европейскую братскую страну соцлагеря и насмотрелась там кое-чего. Я за границей не был, но мои родители говорили, что там даже отварной картофель в гарнире режут. Алёна решила покорить всех своей культурностью.

– Так чего тебе надо? Нож? – спросил Зак.

– Да, – сказала она.

– О! Наконец-то я услышал «да!» – негромко, но многозначительно сказал я, наклонившись к Алёне.

Зак принёс большой кухонный тесак и положил рядом с её тарелкой. Понятно, что прикололся, но её это не смутило. Она взяла нож и порезала сразу весь кусок колбасы в своей тарелке. В Европе она, видимо, не заметила, что отрезают по одному кусочку и сразу кладут его в рот. Да и вряд ли воспитанный человек потребовал бы нож, если хозяева не предусмотрели этот прибор. Вообще-то самый простой способ узнать получше человека – это отобедать или поужинать с ним. То, о чём он говорит в этой ситуации и как он ест расскажет о нём больше, чем кто-либо или он сам о себе. Я, конечно, не такой уж дока и денди, но элементарным правилам меня родители научили. Например, обнаружить свою невоспитанность можно, если облизать пальцы или положить хлеб на скатерть. Вот, пожалуйста: Алёна засунула палец в рот, положила возле тарелки надкусанный в нескольких местах кусок хлеба и поставила локти на стол. Букет! Компания у нас, конечно, простецкая, и всё же тот, кто не позволяет этого никогда, не сделает нигде, автоматически. Не займись подруга наша поучениями, я возможно, и не заострил бы внимание на её манерах, а то ведь выставляет себя леди, а сама – заурядная снобиха, что, кстати, освобождает и меня от необходимости изображать джентльмена.

Каждый раз, когда наполняли хрустальные фужеры фруктяком, Алёна горячо протестовала, будто ей льют за шиворот:

– Хватит, хватит! Ох, куда столько! – И неизменно выпивала до дна.

Наконец я не выдержал и сказал ей:

– Пусть льёт, сколько хочет, а ты пей, сколько можешь. Ферштейн?

После моего замечания она протестовать больше не стала, но и меньше пить не изволила. Подогретая вином Алёна перешла к следующей части своей программы – обольщению. Она обняла меня за одно плечо, потёрлась о него головой и сказала:

– Мне говорили, что я похожа на Саске.

– Как две капли воды! – восхищённо согласился я и обнял её за талию.

– Когда тебе это сказали, ты была хотя бы брюнеткой, – ехидно заметила Ника.

– Это не важно! – скороговоркой парировал я и погладил подругу по спине. По правде сказать, я и не знал, кто это такая Саске, но сделал умный вид.

Моя новая знакомая почувствовала поддержку и прониклась трогательным доверием. Она положила руку на мою коленку и стала поглаживать её под столом, чем вызвала у меня чрезвычайное возбуждение.